Около трехсот погибших, тысячи раненых и почти шесть тысяч арестованных. Неудавшийся военный переворот в Турции оставляет много вопросов, главный из которых – не было ли все случившееся жестокой провокацией. Но одно уже очевидно – долгожданное национальное примирение внутри страны, на которое многие рассчитывали после перезагрузки отношений Турции с Россией и Израилем, будет свернуто не начавшись.

В новейшей истории Ближнего Востока главные политические изменения, как правило, проходили при активном участии армии. Военные свергали монархов и президентов, распускали парламенты и политические партии, назначали министров и премьеров. Фактически вооруженные силы в этих странах формировали стратегическую элиту – особую социальную группу, чьи решения, суждения и действия были определяющими для общества.

Процесс политического развития Турецкой Республики в этом плане всегда был показателен. Турция – страна, где вооруженные силы весь XX век играли доминирующую роль в политике. Еще в начале прошлого столетия Младотурецкая и Кемалистская революции заложили традицию активной роли военных в усилении централизованного государственного правления для решения социальных проблем и ускоренного преодоления экономической отсталости. Даже после перехода к многопартийности военные вопреки желанию и усилиям многих гражданских политиков не только не оставили свои позиции стратегической элиты, но и заметно укрепили свое политическое влияние.

Начиная с 1960 года турецкая армия смогла осуществить четыре успешных военных переворота. В 1960 году военные казнили первого «народно избранного» премьер-министра Аднана Мендереса, сформировали Совет национальной безопасности и учредили свои суды, создав своего рода параллельное государство. В 1971 году армия сместила правительство Демиреля, не сумевшее обуздать уличные беспорядки. В 1980 году генералы укрепили свою власть и влияние, приняв новую Конституцию, которая существенно ограничила многие политические свободы. В 1997 году армия сместила первое в истории страны происламское правительство Неджметтина Эрбакана под предлогом того, что оно стремится утвердить в Турции шариат и превратить страну в исламскую республику.

В 2007 году турецкие военные пригрозили правительству, опубликовав на сайте Генштаба интернет-меморандум с предупреждением, что не позволят попирать светские принципы устройства республики и готовы выступить, если на пост президента будут проталкивать происламского кандидата Абдуллаха Гюля. Однако Гюля благополучно избрали, хотя для этого потребовался роспуск парламента и досрочные выборы. По политическому влиянию армии был нанесен сокрушительный удар.

Демонтаж влияния

Наступление на политические позиции армии, которое начало правительство Эрдогана с середины 2000-х годов (масштабные законодательные реформы, демонтаж особого порядка во всем для военных, бесчисленные уголовные дела против действующих офицеров – «Эргенекон», операция «Кувалда», план «Клетка» и т.д., по которым было арестовано более четырехсот человек), привело к тому, что уже в начале 2010-х годов военная элита оказалась полностью деморализованной. Ни президенту, ни правительству уже больше не требовалось прислушиваться к генералам.

Более того, Эрдоган начал структурно переформатировать офицерский корпус – на руководящие должности продвигали исключительно лояльных кандидатов, над армейскими офицерами установили контроль со стороны Национальной разведывательной организации (известной под турецким акронимом МИТ). В ходе этих преобразований из самой МИТ, где ранее более трети всех сотрудников составляли выходцы из регулярной армии, были по максимуму вычищены армейские офицеры (их сейчас, по разным подсчетам, менее 5%).

Офицеры МИТ – внутренней спецслужбы, которые исторически были в авангарде политической активности армии, стали наиболее лояльной власти военной структурой. Неслучайно руководитель МИТ Хакан Фидан последние пару лет выступал своего рода правой рукой Эрдогана, а сама МИТ оказалась замешана во многих неоднозначных историях, вроде переброски боеприпасов исламистам, контактов с боевиками ИГИЛ, контрабанды нефти и так далее.

Протесты вокруг парка Гези в Стамбуле летом 2013 года, последующая волна антиправительственных митингов по всей Турции, а главное, небывалый по своим масштабам коррупционный скандал в декабре 2013-го, в организации которых власти обвинили бывшего союзника Эрдогана – живущего в США проповедника Фетхуллаха Гюлена, сильно поменяли выстраиваемую модель военно-гражданских отношений. В 2014 году турецкие власти начали пересматривать громкие дела, где фигурантами были генералы, известные общественные деятели, политики. На свободу отпустили самого высокопоставленного узника стамбульской тюрьмы Силиври – бывшего начальника Генштаба Илькера Башбуга, а за ним сотни других офицеров, дела которых в спешном порядке закрывали или отправляли на повторное расследование.

Все это вкупе с обострением ситуации по периметру турецких границ и фактическим началом гражданской войны с курдами создало ощущение, что у армии появилась возможность вернуть себе утраченные позиции в реальной политике. Ведь удивительная лояльность турецкого общества по отношению к военным вызвана не только спецификой формирования вооруженных сил и всеобщей воинской повинностью, но и причинами институционального и системного характера.

Во-первых, это геополитический фактор. Внешние угрозы и угрозы терроризма создают у турецких граждан потребность в доверии к своей армии. Сегодня любой из них согласен, что Турции необходимо иметь сильную армию, способную отрезвить всякого потенциального противника. Споры касаются лишь отношений армии и политики.

Во-вторых, это огромная конструктивная роль, которую армия сыграла в становлении современного турецкого государства и его конституционном развитии.

В-третьих, турецкая армия опирается на вековую институциональную историю: ей не пришлось пережить катастрофу разрушения, она сохранила систему своих ценностей и традиций. Наконец, своей популярностью армия обязана национальной системе образования Турции: в школах с малых лет учат, что «каждый турок – прирожденный солдат». 

Трудности переворота

Почему же тогда последний военный переворот так бесславно провалился? Одна из главных причин неудачи – численный перевес активных участников событий оказался не в пользу путчистов. Это стало понятно уже после первых часов противостояния, когда не удалось удержать контроль над ключевыми для любого военного переворота объектами. Как выяснилось впоследствии, было задействовано всего два вертолета, семь танков, два военных самолета и примерно 350 человек личного состава.

Поначалу казалось, что действия военных были хрестоматийными: захват правительственных зданий и транспортных узлов (крупнейший аэропорт и мосты через Босфор), удары по штаб-квартире национального разведывательного управления, блокировка сотовой связи, социальных сетей и вещания международных туркоязычных телеканалов (ВВС, Euronews, CCN Turk), штурм офиса ведущего СМИ – Турецкого радио и телевидения (TRT). Но как только в неподконтрольных мятежникам СМИ начали появляться заявления премьера Бинали Йылдырыма, а потом и самого Эрдогана, стал очевиден главный промах – политическое руководство страны не задержано, не арестован ни президент, ни премьер, ни даже какой-либо министр. За несколько часов Эрдогану и его соратникам удалось сориентироваться и скоординировать ответный удар силами лояльных армейских подразделений и полиции.

Вторая проблема – мобилизация сторонников: у мятежников их было немало, достаточно посмотреть на то, с какой скоростью по социальным сетям распространялись твиты с поддержкой военных, с каким воодушевлением на выступление отреагировали в Анкаре и Анталье. В обращении к нации «комитета мира» (так себя назвали организаторы переворота), зачитанном по телевидению и радио, был призыв сохранять спокойствие и оставаться дома. Эрдоган же в привычной для него манере призвал сторонников выйти на улицы – буквально лечь под танки. Людоедский по своей сути призыв президента был воспринят как сигнал к действию. Сторонники Эрдогана оказались более активными и организованными, а главное – подготовленными не только к виртуальной борьбе в социальных сетях, но и к реальным действиям.

Помимо дефицита организованной народной поддержки, мятежникам не хватило идейно-политического и командного сопровождения. Ни одна политическая партия не выступила с открытой поддержкой военных, никто из известных персонажей не взял на себя публично функции лидера. Все это создало ощущение, словно кто-то приказал военным предпринять конкретные шаги, а затем бросил на произвол судьбы: солдаты-срочники, которых озверевшая толпа начала линчевать на мосту через Босфор, кричали, что их вообще подняли по учебной тревоге. Слом сценария буквально в первые часы переворота обрек мятежников на поражение. 

Главной причиной провала стала слишком слабая подготовка. Дальше можно строить разные версии. Возможно, тайные приготовления к перевороту вскрылись, потребовалось сместить сроки, чтобы перехватить инициативу, но технически все оказалось неосуществимым. Несогласованность и хаотичность переворота были такими, что даже вызвали подозрения, что все происходящее – чудовищная инсценировка и провокация.

Ни один из высших офицеров не выступил публично с поддержкой или осуждением, ни один политик никак не связал себя с происходящим. Зато были арестованы без малого три тысячи офицеров разных рангов и простых военнослужащих. Словно чистку армейских рядов, намечавшуюся на начало августа (в рамках традиционного заседания Высшего военного совета) и вызывавшую отчаянное сопротивление среди военных и в Генштабе, провели досрочно и в полном объеме. Причем чистка коснулась не только офицеров. По горячим следам мятежа от работы отстранили 2745 судей, пять человек вывели из правления Высшего совета судей и прокуроров, выдали ордера на арест 140 судей Конституционного и 48 судей Верховного суда. Уволены со своих постов мэры городов и начальники гарнизонов.

Еще больше вопросов вызывает сама неуклюжая механика неудавшегося переворота и разительные отличия событий 15–16 июля от всех предшествующих эпизодов новейшей истории Турции, когда военные вмешивались в политику. Традиционный сценарий предполагал строгую последовательность: арест политического руководства, захват парламента, правительственных зданий, радио и телевидения. Это позволяло установить контроль над всей государственной системой.

Здесь же слабо организованный мятеж шел синхронно с его хорошо организованным усмирением. Мятежники занимались не столько захватом власти, сколько созданием шумовых эффектов: бреющие полеты самолетов над столицей, перекрытие мостов через Босфор, по которому накануне выходных всегда очень интенсивное движение, идеалистические заявления по центральному телевидению при совершенно другой картинке по другим каналам. Премьер Йылдырым и другие члены правительства буквально сразу же после демонстративного перекрытия Босфора стали выступать во всех СМИ с успокоительными заявлениями о «попытке переворота небольшой группой офицеров», а через развешанные по всей Турции громкоговорители для призыва к намазу зазвучали призывы имамов выйти на улицы и поддержать действующую власть.

Проигрыш Турции

Сторонники Эрдогана празднуют победу над путчистами, по всей стране началась охота на реальных и мнимых врагов режима, главным виновником случившегося досрочно и без всяких расследований объявлен Фетхуллах Гюлен, экстрадицию которого публично требуют от США. Все эти поиски врагов внутри и вовне вызывают стойкое ощущение дежавю совсем недавнего прошлого. Всего шесть лет назад, подводя промежуточные итоги своего правления в предвыборном 2010 году, Эрдоган говорил своим сторонникам: «До прихода к власти ПСР Турция представляла собой страну, с трех сторон окруженную морем и с четырех сторон окруженную врагами… В каждом мерещился потенциальный враг. Каждая страна подозревалась в вынашивании грязных планов в отношении Турции… Вину за каждую неудачу правительство “старой Турции” возлагало на воображаемых врагов… поэтому Турция и не могла вырваться из замкнутого круга социально-экономического и политического кризиса».

Поразительно, но спустя каких-то два года Эрдоган, воодушевленный небывалым ростом поддержки на выборах 2011 года, не только разрушил прежнюю систему сдержек и противовесов в партии, правительстве и ключевых государственных институтах (на важнейшие посты стали назначать только лично лояльных Эрдогану людей), но и взял на вооружение риторику своих старых оппонентов. Особенно после протестов защитников парка Гези летом 2013 года. Эрдоган все настойчивее стал повторять тезис о врагах и недругах, которые окружают Турцию и готовят заговоры против законно избранного правительства.

Риторика подзабытого уже «севрского синдрома» неплохо работала в деле мобилизации религиозно и консервативно настроенной части общества, но никак не смогла спасти падающую лиру, не помогла вернуть доверие иностранных инвесторов, все меньше готовых вкладывать в турецкую экономику, или туристов, поток которых катастрофически сокращался. На одной пропаганде далеко не уедешь. Проблески того, что турецкие власти начали осознавать глубину кризиса, можно было увидеть в предпринятых шагах по примирению с Россией и Израилем и в обещаниях премьера Бинали Йылдырыма нормализовать отношения по всем азимутам.

Однако внутреннее, общенациональное примирение для Турции сейчас еще более актуальная задача, чем налаживание отношений с соседями. И до последнего времени казалось, что понимание этого приходит к политической элите Турции. Неслучайно с программной статьей о национальном примирении не так давно выступил деятель такого калибра, как экс-спикер парламента и крупный функционер ПСР Джемаль Чичек.

Вот только нужен ли мир внутри страны правительству, у которого даже показатели экономического роста оказались привязаны к повышению расходов на спецоперации, экстренную медицину и восстановление разрушенных городов, а необходимого процента на выборах удалось достичь только в условиях гражданской войны против курдов? С началом репрессий и следующего за ними укрепления власти Эрдогана перспектива национального примирения тает на глазах. Становится очевидным, кто на самом деле проиграл в неудавшейся попытке военного переворота.

Павел Шлыков

18.07.2016

Источник: carnegie.ru

К исламизации через модернизацию: пятый мятеж в Турции — причины и последствия провала

Итак, попытка свержения президента Эрдогана закончилась грандиозным провалом. Что произошло и какие последствия это будет иметь? Ситуацию в Турции достаточно сложно понять, если не рассмотреть историю вмешательства военных в политическую жизнь страны. В действительности за текущей ситуацией стоят очень и очень не новые тенденции и старые счёты. Турция — это страна долгоживущих политиков и очень долгоживущих по современным меркам политических проектов.

В 1950-м кемалистская Народно-республиканская партия (НРП) потерпела поражение на выборах. К власти пришла Демократическая партия (ДП) — по сути, идеологические предшественники Эрдогана. Экономически это были «либералы», взявшие курс на разгосударствление и привлечение иностранного капитала, геополитически — были достаточно ориентированы на Запад, чтобы послать дивизию на войну в Корее. При этом идеологически ДП была вполне исламистской. Иными словами, пресловутый политический ислам изобрели отнюдь не вчера.

Тем интереснее результат. За десять лет было построено 8 тыс. мечетей (при 68% неграмотности населения), организованы еврейские, армянские и греческие погромы в 1955-м (политика удушения меньшинств стала нормой) и до предела «закручены гайки». Итогом стали студенческие волнения в 1960-м, достаточно свирепо подавленные, и новая волна репрессий. Параллельно началась чистка в проявившей явную нелояльность армии.

Как результат, в мае 1960-го правительство было свергнуто военными, ДП запрещена, премьер Мендерес повешен.

После выборов 1961-го у власти оказалось коалиционное правительство из НРП и Партии справедливости, в значительной степени унаследовавшей идеологию, состав и электорат от «демократов». В 1965-м ПС выиграла выборы, однако от неё откололась группировка, в 1970-м оформившаяся в более радикальную Партию национального порядка (ПНП) Эрбакана. Практически параллельно появилась ультраправая Партия националистического действия (ПНД) во главе с одним из лидеров военного переворота 1960-го Тюркешем.

Размножение радикальных группировок было маркером системного кризиса: к началу 1970-х правительство Демиреля практически потеряло контроль над ситуацией в стране. Итогом стал армейский меморандум с требованием отставки правительства и формирования нового, с представительством внепартийных сил, а также проведения реформ. Премьер безропотно подал в отставку, однако новое правительство оказалось столь же недееспособным, как и предыдущее. В итоге было введено чрезвычайное положение, арестованы несколько тысяч человек, в конституцию были внесены поправки, усиливающие роль армии. Демирель не привлекался к ответственности и ещё четырежды становился премьером.

Однако мировой экономический кризис 1970-х практически не оставил Турции шансов на стабильность. Между 1971 и 1980-м сменилось одиннадцать правительств; страна превратилась в поле боя между левыми и ультраправыми группировками — в столкновениях погибло пять тысяч человек. При этом в ультраправой ПНД состояло 200 тыс. человек. За ультраправыми стояли службы безопасности. Итогом стал кровавый переворот 1980-го. Власть на три года взял в свои руки Совет национальной безопасности во главе с генералом Эвреном. Начались репрессии в отношении ультраправых и левых. 230 тыс. были осуждены, 14 тыс. лишены гражданства, 50 казнены, не считая тысяч пропавших без вести, 1,683 млн. внесены в чёрные списки.

Были запрещены все действующие партии, лидерам четырёх крупнейших партий запрещалась политическая деятельность на десять лет. Эрбакану и лидеру ПНД Тюркешу были предъявлены обвинения в использовании ислама в политических целях и подготовке госпереворота соответственно. Глава ПНД оказался в тюрьме на 4,5 года.

В 1982-м была принята новая конституция, резко расширявшая полномочия президента, которым стал Эврен. В отношении политических сил, допущенных к следующим выборам, практически был введён кемалистский ценз.

В итоге в 1983-м к власти пришли правые либералы с турецким акцентом — «Партия Отечества» во главе с Тургутом Озалом. В 1989-м он же становится президентом. По официальной версии нынешних властей, в 1993-м он был отравлен по приказу «Эргенекон», тайной организации кемалистского толка, включая высших офицеров. По понятным причинам, официальной версии доверять нельзя.

Между тем, быстрая модернизация страны парадоксальным (на самом деле — закономерным) образом сопровождалась ростом исламистских настроений. Если в начале 70-х поддержка ПНП составляла 11%, то в 1996-м её реинкарнация «Рефах» («Благоденствие») во главе с уже знакомым нам Эрбаканом набрала уже 21,5% голосов, что позволило ему сформировать коалиционное правительство. Последнее приравняло дипломы выпускников исламских институтов к светским, сократило рабочее время в священный месяц рамадан и т. д. Влияние исламистов резко усилилось сразу в нескольких силовых структурах — прежде всего в Директорате безопасности МВД (структура, занятая борьбой с организованной преступностью) и жандармерии.

Итогом стало официальное обращение президента Демиреля к военным, в котором он обвинил Эрбакана в угрозе светскому характеру государства. В 1997-м под давлением военных правительство Эрбакана ушло в отставку, премьер был на пять лет лишён права заниматься политической деятельностью, Эрдоган, на тот момент мэр Стамбула и один из лидеров «Рефах» получил 4 месяца тюрьмы за публичную декламацию исламистского стихотворения.

В 2001-м он возглавил очередную, окультуренную и евроориентированную итерацию ПНП — Партию справедливости и развития (ПСР). Последняя получила на выборах 2002-го 34,3% голосов. Эрдоган пришёл к власти — и более от неё не уходил.

В 2007-м поддержка ПСР достигла 46,7% - и Эрдоган воспринял это как повод для разгрома светской оппозиции. В 2008-м появилось дело «Эргенекона», в рамках которого было арестовано несколько сот человек. При всей очевидной фейковости, созданная ПСР машина пропаганды сработала на 100%, надежно убедив 2/3 населения в правильности действий ПСР.

В 2010-м всплыл очередной фейк, на этот раз прямо направленный против военных. 322 офицера были арестованы за СЕМИЛЕТНЮЮ подготовку переворота. В 2011-м в знак протеста против репрессий подали в отставку глава Генштаба, главкомы сухопутных сил, ВВС и ВМФ. Однако это не остановило судебную машину Эрдогана: в 2012-м обвиняемые в большинстве получили сроки от 13 до 18 лет, бывшие главкомы ВВС и ВМС — по 20 лет.

В том же 2012-м начался очередной этап охоты на ведьм — на этот раз обвинения были предъявлены участникам отстранения от власти Эрбакана, экс-президенту Эврену и бывшему командующему ВВС Шахинкаи. В 2014-м они оба были приговорены к пожизненному заключению.

Иными словами, конспирологические теории и поиски американской (при том, что Обама недвусмысленно поддержал Эрдогана) либо другой руки избыточны — турецкие военные имели достаточно причин для того, чтобы попытаться свергнуть «султана». При этом непосредственным триггером могли послужить экономические затруднения и последние акции Эрдогана — такие, как снятие неприкосновенности с депутатов парламента в начале июня, позволяющие окончательно растоптать светскую оппозицию. Далее, простейший взгляд на флайтрадар, демонстрирующий петли самолёта откровенно запаниковавшего Эрдогана недалеко от Стамбула практически исключает версию «инсценировки» (подобной версией отметился, например, РБК).

Почему же пятый по счёту мятеж провалился, в отличие от весьма гладко проходивших первых четырёх? Во-первых, армейская элита была превентивно ослаблена репрессиями.

Во-вторых, она оказалась расколота: несмотря на репрессии, значительной части военных импонирует агрессивная политика «султана». В итоге выступление было организовано сравнительно узкой группой военных.

В-третьих, ни одно из свергаемых ранее правительств не обладало уровнем поддержки в 40 и более процентов. При этом подобный уровень характерен не только для находящейся посреди анатолийской «глубинки» Анкары, но и для расположенного на оппозиционно настроенном западе Стамбула — урбанизация привела анатолийскую глубинку на Босфор. При этом военные оказались откровенно не готовы к использованию тактики живого щита — а точнее, агрессивной толпы. Теоретически двух-трёх танков было достаточно, чтобы превратить Таксим в Тянанмынь — однако с жестокостью действовали только лётчики. Нетрудно догадаться, чем закончилась бы тактика Эрдогана для его сторонников в 1980-м. При этом «султана» поддержали практически все основные политические силы в стране.

В-четвёртых, ПСР установила надёжный контроль над полицией и службами безопасности — как было сказано выше, процесс начался ещё в премьерство Эрбакана.

В-пятых, если переворот 1980-го был осуществлён при поддержке США, то на этот раз у восставших не было никакой внешней поддержки. Фантазии «экспертов» о «выпускниках Вест-Пойнта» и руке Вашингтона попросту несостоятельны — в турецком офицерском корпусе практически нет выпускников иностранных учебных заведений, о реакции Белого дома было сказано выше.

Наконец, переворот выглядит откровенной импровизацией и был весьма плохо продуман и организован. Военные, вероятно, просто переоценили свои возможности.

Последствия переворота достаточно прозрачны. Задержаны и будут, вероятно, с максимальной жестокостью наказаны 2800 военных. Отстранены 2745 судей и прокуроров, более ста уже арестованы. С очень большой вероятностью светская оппозиция быстро пожалеет о своей поддержке «султана» «во имя демократии». Эрдоган успешно трансформируется в эквивалент Лукашенко при гораздо более репрессивном режиме.

Внешнеполитические последствия также не оставляют сомнений. В критический момент, если верить Пентагону, Эрдогану отказали в убежище Британия и Германия, и едва ли в этой ситуации что-то изменит осуждение путча официальным Брюсселем. Поддержка обернулась для США блокадой авиабазы Инджирлик с требованием выдать известного оппозиционного проповедника Гюлена. При этом очевидно, что гюленовский «Хизмет» не имеет к путчу никакого отношения — в противном случае военные получили бы поддержку на улицах.

Иными словами, мы увидим дальнейший дрейф Турции к модели авторитарного и ангтисистемного государства. Объективно это выгодно Москве в кратко- и среднесрочной перспективе. Однако в долгосрочной перспективе мы рискуем получить крайне неприятного соседа с давними историческими счётами.

Евгений Пожидаев

18.07.2016

Источник: eadaily.com

Закат эры Ататюрка: новое лицо Турции — толпа, линчующая солдат под исламские лозунги

Если задаться вопросом, в какой стране за последние полвека армия играла важнейшую политическую роль, мы не ошибемся, назвав Турецкую республику. Это было обусловлено определенной исторической традицией, которая была заложена движением Ататюрка в начале 20-х г. К концу Первой Мировой войны, которая стала могилой для нескольких империй, «больной человек Европы» доживал свои последние дни. Османская империя полностью прогнила изнутри, проиграв мировую войну по всем фронтам. Единственной славной страницей среди нескончаемой череды военных поражений стало Галлиполийское сражение 1915 г., победу в котором одержал будущий «отец турок» — Мустафа Кемаль. Галлиполи стали духовной предтечей создания новой турецкой армии.

Севрский мирный договор, заключенный турецким султаном со странами Антанты, означал фактический крах империи. Страна делилась на ряд территорий, которые находились под непосредственным управлением Великобритании, Франции, Италии и Греции. Расчленению подлежало и этно-территориальное ядро Турции — Анатолия. Против этих планов резко выступила большая часть турецкого общества, решающую роль сыграло успешное соединение двух потоков — патриотически настроенного офицерства и низового движения анатолийских крестьян. Именно на этой социальной основе развернулось национально-освободительная борьба турецкого народа, которая завершилась созданием Турецкой республики в 1923 г.

Здесь, чтобы не повторяться, я позволю себе процитировать отрывок из своей прошлой статьи: «Экономическое господство европейцев (на Ближнем Востоке) значительно затормозило возникновение развитой национальной экономики и не позволило сформироваться сильной национальной буржуазии, которая была бы способна выполнить задачи буржуазной революции. Ближневосточное общество середины XX в. — это социальная система, в которой процессы буржуазного классообразования остались незавершенными. Несмотря на всю разнородность ближневосточного региона, в этом обществе не было пролетариата или буржуазии в точном смысле этих понятий. Присутствовали отдельные разрозненные социальные группы и слои, которые несли на себе отпечаток архаичных экономических структур».

Данная характеристика особенно точно отражает социальные процессы, происходящие в Турции в 20-е годы. Львиной долей промышленности в начале 20-х г. владел иностранный капитал: 67,5% капиталов в добывающей промышленности (французские компании), 75% капиталов в обрабатывающей промышленности (английские компании), 67,5% капиталов в железнодорожном строительстве (немецкие компании).

Турецкое общество тех лет представляло собой разнородный конгломерат социальных элементов, одни из которых остались от докапиталистических порядков, другая часть — только зарождающаяся турецкая буржуазия. В ситуации подобного бесформенного студня, чем являлся турецкий социум тех лет, функцию политического и духовного каркаса нации взяла на себя армия. В лоне вооруженных сил зарождалась новая Турция. По этим причинам армия на протяжении всего XX в. занимала особо почетное место в системе национальных ценностей турков.

Армия как строго иерархическая система, созданная для выполнения определенных военно-политических задач, может играть в политике более или менее самостоятельную роль только в ситуации отсутствия ярко выраженной монополии одного класса на власть. Именно в ситуации постоянной борьбы и компромисса между разными политическими субъектами, военные могут решать многое, поддержав одну из сторон конфликта. В Турции многие годы экономика развивалась в русле концепции этатизма — государственный сектор выступал локомотивом экономического развития. По оценкам исследовательницы С. Авдашевой, в турецкой экономике с конца 20-х до начала 80-х годов доля государственного сектора не падала ниже 50%, иногда доходя до 75%. Фактически функционирование всей экономики было завязано на работе государственных корпораций — государственных экономических организаций, созданных в 30-е для концентрации капитала и централизации руководства промышленностью.

Этот факт обусловил запоздалое развитие турецкой буржуазии. Она начала формироваться на базе торгового капитала в 30-е годы в тесной связи с государственной бюрократией. Контроль за торговыми поставками через проливы стратегически важных товаров (хлопок, зерно, скот) в годы Второй Мировой войны, использование нейтралитета Турции, позволили торговой буржуазии значительно усилить свое экономическое могущество, что напрямую увеличивало политическое влияние этой силы. Как пишет исследователь Н. Киреев: «Конец 1940-х и 1950-е годы — это подлинно золотой век турецкой буржуазии, активно поддержавшей лозунги и обещания ДП. Центральной фигурой во всех торгово-строительных операциях уже был турецкий крупный импортёр, посредник, комиссионер. Львиная доля доходов от этих операций оставалась в их руках. Немало доставалось и поставщикам сырья (хлопка, табака и т. п.) на американский и европейский рынки».

Политическим выражением этих процессов стала победа на выборах Демократической партии в 1950 г. Последующие 30 лет в турецкой истории стали временем хрупкого социально-политического компромисса между бюрократией и стамбульской деловой элитой.

Торговая буржуазия была тесно связана с государством, при этом тяготясь контролем с его стороны. В своей политике стамбульский капитал был нацелен на создание модели капитализма, в рамках которой роль государства будет сведена к минимуму. Главным препятствием на этом пути было кемалистсткое наследие с его светским этатизмом. В связи с этим стамбульская буржуазия стала постепенно подрывать модель Ататюрка, популистски играя на теме «народного ислама». Эти устремления наталкивались на серьезные препятствия, которые стали объективным отражением происходящих процессов в экономике. Торговая буржуазия имела относительно узкую экономическую основу, которая напрямую зависела от государств. Послевоенная Турция оставалась крестьянской страной, в которой промышленность занимала крайне слабые позиции. Местное производство напрямую зависело от государства, т.к. именно оно ограничивало конкуренцию со стороны европейских производителей с помощью таможенных тарифов. Это позволяло бюрократии периодически одергивать сторонников Демократической партии, которые находились у власти в течение 50-х г.

Время начала активной индустриализации Турции приходится на 60-е г. Создается множество мелких и средних предприятий, прежде всего в легкой промышленности, которые меняют экономическую карту страны. Экономический центр Турции стал медленно перемещаться из района проливов в центральную Анатолию. Именно в таких городах как Касейри, Денизли, Конья, Газиантеп, Бурса сформировались будущие «анатолийские тигры». Этот процесс происходил на фоне бурной урбанизации, которая переживала Турция с 50-х г. В ходе только одного десятилетия (1960−1970 гг.) процент городского населения вырос на 20% и составил 46%.

Многие анатолийские крестьяне переселялись в города, в которых они хотели экономически закрепиться и открыть свое дело. В этот исторический период столкнулись две большие общности турецкого социума — кемалистский город и традиционалистская деревня. Как верно замечает исследователь Хакан Явуз, переселяясь в города, турецкие крестьяне привносили в город свой сельский образ жизни. Городская территория делилась на ряд районов (махалей), которая населялась выходцами из одного села. Такие махали были своеобразной модификацией сельской общины в городских условиях. Центром жизни махаля была мечеть, она была нравственным скрепляющим звеном для оторванных от привычной деревни крестьян. Феномен урбанизации Турции состоит как раз в том, что не городская культура вытеснила сельский менталитет как это было во всех европейских странах, а город в культурном аспекте превратился в большую деревню. Используя терминологию А. Грамши, под влиянием культурной гегемонии «исламских кальвинистов» турецкий город качественно изменил свой облик.

Здесь уместно процитировать Халила Каравели, главного редактора журнала The Turkey Analyst: «Исламское движение в Турции зародилось в 1960-е годы в небольших городах этой страны; в нем нашло свое отражение недовольство сельской буржуазии, состоявшей из владельцев магазинов и небольших мануфактур, по поводу того факта, что экономическая политика государства поставила в привилегированное положение преимущественно расположенный в Стамбуле большой бизнес. Зажиточная буржуазия в Стамбуле на самом деле являлась продуктом турецкого государства. Светский стиль жизни этой буржуазии, отделявшей ее от религиозного консерватизма небольших городов Турции, придал культурный аспект тому, что в основном считалось внутриклассовым соперничеством. Запад, со стилем жизни которого идентифицировала себя городская буржуазия, по определению являлся врагом консервативной буржуазии».

Приход к власти Тургута Озала в начале 80-х годов ознаменовался масштабным уходом государства из многих сфер экономики. Были предприняты шаги по общей либерализации экономики, которая включала в себя приватизацию ГЭО, девальвацию национальной валюты, либерализацию цен, создание специальных экономических зон и ряд других мер. В ходе этой политики за десятилетие (1988−1998 гг.) ВВП вырос в три раза — с $ 90 млрд до $ 269 млрд. Локомотивом экономического роста Турции стали «анатолийские тигры» — предприятия легкой промышленности, прежде всего текстильные, которые стали развиваться в небольших городах Анатолии.

В 1984 г. были учреждены два филиала исламских банков — «Фейсал Файненс» и «Аль-Барака». Львиная доля капитала этих банков принадлежала гражданам Саудовской Аравии, Египта и Судана. Эти финансовые структуры кредитовали предприятия «исламского капитала», обеспечив его динамичное развитие в течение всех 80-х и 90-х годов. Организационное оформление движения «анатолийских тигров» произошло в 1990 г. в виде создания Союза Независимых Производителей и Бизнесменов Турции (МЮСИАД). Эта организация стала своего рода корпорацией, которая оспаривала традиционную власть стамбульского капитала в лице Общества деловых людей Турции (ТЮСИАД). По словам руководителя международного отдела МЮСАИД Адема Вариси: «Крупный бизнес не может не влиять на политическую ситуацию, на власть и принимаемые ей решения. Поэтому в этой области необходимо наличие альтернативы. Должна быть организация, объединяющая представителей бизнеса, которая бы стремилась сохранять турецкие традиции. В основе идеи создания МЮСИАД лежали и эти соображения. У нас налажены постоянные контакты с представителями власти как на официальном, так и на личном уровне, например, с министром экономики. Это помогает нам выразить свое мнение по многим насущным вопросам социально экономической жизни страны».

Отказ от этатистской модели в пользу неолиберальной подрывал традиционную власть государственной бюрократии и тесно связанной с ней стамбульской буржуазии. 80-е г. отметились бурным ростом исламистских партий, сторонники которых требовали ухода армии из политики и построения исламского общества. Исламский капитал смог создать целую сеть, объединяющую различные газеты, радио и телекомпании, частные школы и университеты, рабочие профсоюзы, благотворительные фонды. Эта разветвленная структура оказывала помощь бедным слоям населения из турецкой глубинки, формируя на ее основе свою социальную базу.

В 90-е годы исламистские партии уже ведут активную борьбу за власть. В этой связи нельзя не упомянуть о победе на выборах 1995 г. исламистской партии Рефах. В 1997 г. военные отстранили ее от власти, но выборы 1995 г. стали для Турции историческими, т.к. они создали прецедент, ярко продемонстрировавший волю «зеленого капитала».
Тем не менее демонтаж наследия Ататюрка исламистам не удалось осуществить стремительным штурмом. Из поражения партии Рефах были сделаны четкие выводы. С именем Эрдогана и ПСР связана своеобразная эволюция стратегии исламистов — от штурма к осаде. С приходом к власти в 2002 г. ПСР начинает систематическую работу по перестройке политической и экономической модели турецкого государства. ПСР в своей политике выражала стремления анатолийского капитала устранить всякую возможность нового военного переворота. Для этого в 2007 г. был начат ряд крупных судебных процессов против военных «Бальёз» («Молот») и «Эргенекон» («Прародина»). 2 апреля 2012 года в рамках расследования переворота 1997 года было арестовано 32 офицера. Среди арестованных военнослужащих — влиятельный в военных кругах генерал армии в отставке Чевик Бир, а сами события 28 февраля 1997 года в турецкой прессе получили название «постмодернистский» переворот. В 2014 г. Кенан Эврен руководитель переворота 1980 г. и экс-командующий ВВС генерал Тахсин Шахинкая были приговорены к пожизненному заключению.

Военные реформы ПСР, которые включали качественное реформирование важнейшего в прошлом органа — Совета национальной безопасности, преследовали цель создания верной и послушной армии, которая стала бы всего лишь орудием в руках правящего класса.

Попытка военного переворота, предпринятая военными поздно вечером 16 июля, стала для многих большой неожиданностью. Наблюдая за постоянными чистками в армии, войной в Сирии, началом военной операции против курдов, складывалось мнение о полном подчинении верхушки и среднего звена армии Эрдогану. Хорошо известно, что военные скептически относились к переговорам правительства с РПК, и всегда настаивали на силовом варианте решения вопроса. В июле 2015 г. Эрдоган прекратил заигрывания с курдами, открыв новую военную компанию против них. Это способствовало определенной консолидации правящей элиты.

Тем не менее, как показали недавние события — все происходящее в этой стране намного сложнее и противоречивее, чем можно было предполагать. Схватка бульдогов под ковром вылилась в полномасштабный военный мятеж с многочисленными жертвами и разрушениями. Интересно отметить, что во главе выступления находились действующие военные, которые возглавили армию после кадровых чисток. Попытка переворота со стороны лояльных в прошлом генералов означает глубокий раскол внутри правящей элиты Турции. Если в заговоре, по версии турецкого следствия, замешены глава генерального штаба и глава ВВС, то кому тогда можно доверить армию? Этот острый вопрос неизбежно встает перед Эрдоганом после победы над мятежниками.

Победа действующей власти над военными позволяет сделать ряд важных выводов. Во-первых, это первый военный переворот в Турции против исламистов, который окончился поражением военных. До этого происходили неудачные выступления отдельных турецких офицеров (Т. Айдемир в 1963 г.), но они имели место уже после удачных переворотов, в которых была задействована вся армия. Сейчас армия оказалась расколотой, кадровые чистки не прошли для нее даром. Здесь интересно отметить, что кажущаяся спонтанность выступления может объясняться утечкой информации о готовящейся властями новой масштабной чистке вооруженных сил. Получив подобную информацию, генералитет мог попытаться сыграть на опережение.

Во-вторых, ряд силовых ведомств (жандармерия, разведка, спецназ) остались верными властям. Безусловно, этот факт обеспечит в будущем рост влияния этих структур за счет понижения авторитета армии.

В-третьих, важнейшую роль в предотвращении переворота сыграли тысячи простых граждан, хлынувших на улицу после призыва Эрдогана. Ничего подобного в турецкой истории не происходило ранее, прошлые военные перевороты побеждали при молчаливом либо активном сочувствии большинства населения. Недавний переворот встретил массовый отпор большинства населения.

Кадры, на которых разъяренная толпа выкрикивает исламские лозунги и линчует солдат, это поистине новое лицо Турции, которое активно сформировалось в ходе правления партии Справедливости и Развития. Представить что-то подобное в ататюркской Турции с ее традиционным преклонением перед армией просто невозможно. Такое демонстративное унижение армии позволяет Эрдогану сконцентрировать в своих руках почти неограниченную власть, проводя тотальную чистку государственного аппарата и силовых структур.

Как было заявлено в начале этой статьи, армия играет самостоятельную политическую роль лишь в условиях определенного социального компромисса. Сегодня в Турции этого компромисса нет, а есть твердо установившаяся и оформившаяся власть анатолийской буржуазии, которой удалось демонтировать этатистскую, светскую модель и армию как ее хранительницу. Во многом генералитет сам виноват в собственном поражении, т.к. именно переворот 12 сентября 1980 г. сформировал политические и экономические предпосылки для начала неолиберальной волны в турецкой экономике. Уничтожая этатистскую модель, военные подрывали собственную социально-экономическую основу. Военная бюрократия утратила контроль над экономикой страны, но у нее остались политические амбиции. Над армией тяготеет историческая традиция кемализма, в рамках которой армия была тем тараном, которая могла уничтожать любых противников союза бюрократии и стамбульского капитала. В этой связи неудавшийся военный переворот представляет собой оттаянную попытку военных оттеснить от власти исламский капитал. Его провал знаменует собой окончательный закат эры Турции Ататюрка.

Максим Лебский

19.07.2016

Источник: eadaily.com

Tweet