Ташкент приступил к экономическим реформам, призванным усилить частный бизнес. Казахстан от этого пока выигрывает, однако выигрыш не следует переоценивать.

С приходом к власти Шавката Мирзиёева от Узбекистана и внутри страны, и за ее периметром ожидают серьезных изменений. И то, что Мирзиёев сразу пошел на несколько шагов, которые казались революционными (например, ослабил требование по продаже части экспортной выручки центробанку, вернул или усилил технократов в правительстве, перезагрузил отношения с Кыргызстаном и Казахстаном), заставило экспертов по Центральной Азии по-новому просчитывать сценарии развития этой республики и всего региона.  

 http://expertonline.kz/data/public/33701/33710/07-01-gr1.pnghttp://expertonline.kz/data/public/33701/33709/07-01-gr2.pnghttp://expertonline.kz/data/public/33701/33718/07-01-gr3.png

  http://expertonline.kz/data/public/33701/33717/07-01-gr4.png   http://expertonline.kz/data/public/33701/33716/07-01-gr5.png http://expertonline.kz/data/public/33701/33715/07-01-gr6.png

 http://expertonline.kz/data/public/33701/33714/07-01-gr7.png http://expertonline.kz/data/public/33701/33723/07-01-gr8.png http://expertonline.kz/data/public/33701/33722/07-01-gr9.png

В экономике РУз действительно начались тектонические сдвиги, но назвать «либерализацией» совокупность изменений, которые начались в узбекской экономике, значит, как минимум, забежать вперед. Действительно, за год правления Мирзиёева расширилось применение отдельных рыночных инструментов, но до либеральной рыночной экономики Узбекистану еще очень далеко, да это и не является целью узбекской элиты, наиболее последовательно в ЦА проводившей курс на индустриализацию с активным применением протекционистских инструментов.

Однако казахстанскому бизнесу в радость должны быть и такие маленькие подвижки. Несколько препятствий, осложнявших жизнь нашим экспортерам, уже снято, и если Ташкент продолжит действовать в том же духе, то объемы торговли между странами начнут расти за счет раскрытия новых ниш и доосвоения старых.

Сосед с проблемами

После распада СССР Узбекистан оказался в менее комфортных условиях, чем Казахстан: в его пустынях не нашлось больших неразработанных запасов углеводородов, а Союз не оставил узбекам после себя развитый горно-металлургический комплекс. Доступ к крупным рынкам региона (России и Китаю) лежит через территорию стран-соседей, отношения с которыми Ташкент не всегда мог назвать добрососедскими.

Аграрно-индустриальная экономика страны показывает среднюю по региону производительность: ВВП на душу населения — 2110 долларов, в РК — 7510, в Таджикистане — 796 долларов (2016 г.). По итогам 2016 года экономика РУз по-прежнему меньше РК, но уже не в три раза, как в начале 2010‑х, а в два (67,2 млрд долларов против 133,7 млрд). Согласно официальным данным РУз, которые признает Всемирный банк, средние темпы роста экономики в последнюю четверть века составляли 4,5% (в РК — 2,9%). В стране достаточно высокая инфляция (официально — 6,1%, по другим данным — 11,0% в 2014 году, в РК — 7,4%).

Как и у нас, большая часть населения занята в сельском хозяйстве. По данным UzReport, в сельском хозяйстве, дающем около 18% ВВП, занято 27,7% трудоспособного населения. Для сравнения: в промышленности — 13,6% (если считать вместе со строительством, то 23,1%), в торговле — 10,9%, образовании — 8,3%.

Власти страны весь период независимого существования республики проводят последовательную политику диверсификации экономики страны: при первом президенте Исламе Каримове Ташкент закрылся от импорта высокими пошлинами и акцизами, а также нетарифными мерами и начал развивать свои отрасли с высокой добавленной стоимостью. Ташкент держится в стороне от экономических интеграционных объединений и ВТО.

Такие особенности развития в известной степени обусловили применение довольно жестких механизмов валютной и налоговой политик.

Экспортеры были обязаны конвертировать 50% экспортной валютной выручки по сильно заниженному курсу, установленному центробанком. Фактически это был дополнительный налог с выручки. Это сдерживало рост и развитие компаний (а также вывод капитала за рубеж), но обеспечивало страну, у которой стабильный отрицательный торговый баланс, валютой. Доступ к обратной конвертации был крайне затруднен: как для физлиц, так и для компаний действовали лимиты по объему, а полную конвертацию могли себе позволить лишь избранные, в числе которых оказывались крупные ТНК и госкомпании. Долгое время в стране действовало три обменных курса: официальный, биржевой клиринговый (для крупных импортеров) и курс черного рынка. Разница между официальным и курсом черного рынка была двукратной.

«Согласно тогдашней процедуре разрешение на конвертацию нужно было получить в центробанке по довольно сложной процедуре. Еще большие сомнения вызывала сама процедура принятия таких решений, зачастую непрозрачных и непонятных. Государство просто лишало отечественный бизнес права свободно распоряжаться заработанной валютой, — рассказывает редактор ИА “УзТАГ” Тулкин Ташимов. — У населения зрело недовольство тем, что отдельные близкие к властям лица имели свободный доступ к конвертации по официальному курсу, а потом реализовывали эту валюту по курсу черного рынка и имели почти стопроцентную выгоду».

Высокое количество явных и скрытых налогов с выручки делает неконкурентоспособной продукцию с высокой добавленной стоимостью, объясняет независимый экономист, публикующийся в Газета.uz и Kommersant.uz, Юлий Юсупов. Налоговая система страны, считает эксперт, нуждается в радикальной реформе. «Была старая советская система, — пишет г-н Юсупов. — Ее чуть-чуть подкорректировали, ввели некоторые новые “иностранные” налоги (типа НДС). А дальше — латали, решая текущие задачи, не обращая внимания на задачи стратегические. Есть дыра в бюджете — давайте новый налог введем. Бизнес жалуется на налоговое бремя — придумаем новый режим налогообложения, дадим льготы, уменьшим для каких-то категорий или даже отдельных предприятий ставки налогообложения». Так и появилась масса дублирующих налогов, были усложнены процедуры. Эксперт фиксирует 3–8‑кратный разрыв в налоговой нагрузке между малым и средним бизнесом.

Протекционизм оказался хорошим средством лишь для некоторых отраслей экономики (автомобилестроение, нефтехимия), где узбекские компании вышли на более высокий технологический уровень; в других отраслях производительность стагнировала. «Так как для импорта дорога закрыта, а внутренние производители не конкурируют, а сговариваются и продают один и тот же товар практически по одной и той же цене, внутри Узбекистана складывается неконкурентная среда. Местному бизнесу не нужно повышать качество производимой продукции, оптимизировать структуру бизнеса и сокращать себестоимость продукции, — подчеркивает г-н Ташимов. — Отсюда плохое качество продукции узбекских производителей и высокий спрос на контрабандную продукцию из Китая, Кыргызстана, Казахстана и России».

Дестимулировало частную инициативу и то, что чиновники располагают инструментами прямого воздействия на бизнес. Например, в сельхозсекторе сохранился обязательный госзаказ на хлопок и пшеницу (который потом приобретает их по заниженным ценам), при невыполнении условий которого фермеру грозят отъемом земли.

Поскольку государство принимало активное участие в ручном управлении экономикой, функции госорганов и госкомпаний перемешались. «Унаследованный этатизм породил весьма существенный квазигосударственный сектор, в котором госпредприятия нередко совмещают функции регулятора и хозяйствующего субъекта и нередко подменяют собой коммерческий сектор», — подчеркивает Азиза Умарова, исполнительный директор сингапурской SmartGov Consulting, специализирующейся на реформе госуправления постсоветских государств Евразии.

Эффективность и чиновников, и менеджеров государственного сектора снизилась. «Уровень деградации кадровой политики, госаппарата и низкий, если не примитивный, уровень менеджмента крупных госкомпаний заставляют реформировать все отрасли экономики», — говорит эксперт сетевого аналитического проекта Bilig Brains Рафаэль Саттаров.

Маленькими шагами

Опрошенные нами эксперты считают определяющую роль Мирзиёева в запуске реформ: у власти оказался хорошо осведомленный о реальном положении дел человек. «В большей степени масштаб и глубина нынешних реформ связаны персонально с фигурой Мирзиёева, — говорит Тулкин Ташимов. — Он долгие годы занимал должность премьер-министра и не понаслышке знаком с ситуацией в узбекской экономике. Находясь в должности исполнителя всех принятых на самом высоком уровне решений, он не мог не видеть ошибки, которые были допущены при создании узбекской экономической модели, и к чему все это ведет». Азиза Умарова добавляет, что, кроме пресловутой «роли личности в истории», реформы также связаны и с тем, что находить новые точки роста экономики без обеспечения качественной работы институтов госуправления больше невозможно.

Для проведения первой полноценной реформы новому президенту понадобился почти год. Сближение официального курса и курса на черном рынке эксперты отмечали еще с начала года, 5 сентября ЦБ вдвое девальвировал сум, выставив официальный курс 8100 сумов за доллар (против 4200 неделей ранее). Одновременно введена свободная конвертация нацвалюты. Еще в прошлом году доля обязательной продажи валютной выручки юрлиц была снижена с 50 до 25%, а с текстильщиков обязательство продавать валюту вообще сняли. Сентябрьская реформа сняла ограничения по объему покупки валюты для физлиц-резидентов РУз, если они хотят оплатить ею импортные товары и услуги, закрыть кредиты, репатриировать прибыль. Этим же механизмом могут пользоваться индивидуальные предприниматели. Реформа идет не без скрипа: например, продажа наличных долларов, которую хотели открыть 1 октября, пока откладывается. «Мне представляется, что сейчас Мирзиёев делает то, что может делать. Требовать от него большего просто нет никакого смысла. То, что он сумел запустить либерализацию валютного курса, уже более чем достаточно», — комментирует г-н Ташимов.

Но наиболее ощутимые изменения коснулись госкомпаний. В октябре прошлого года Мирзиёев подписал указ об акционировании госкомпаний «Узбекистон темир йуллари» (УТЙ), «Узбекистон хаво йуллари», «Узавтойул». Остальные семь стратегических компаний, активы которых находятся в собственности правительства, должны освоить передовые методы корпуправления, стать более прозрачными, составлять годовую отчетность по стандартам МСФО, привлекать независимых внешних аудиторов. А «Узметкомбинат» в целях совершенствования корпуправления был передан SFI Management Group; по неофициальной информации, приводимой Sputnik.uz, «руководство компанией осуществляют люди, близкие к структурам российского бизнесмена узбекского происхождения Алишера Усманова».

Вместе с тем президент РУз утвердил меры поддержки госкомпаний в условиях либерализации валютного рынка: компаниям и их «дочкам» спишут безнадежные долги, дивиденды государства за 2016–2018 годы капитализируют и пустят на инвестпроекты и погашение кредиторской задолженности. Для «Узбекнефтегаза», «Узбекэнерго», «Узкимесаноата», «Узбекугля» и их предприятий на два года введены каникулы по выплате основного долга перед БВУ по кредитам на инвестпроекты. При этом тарифы на энергоносители для перерабатывающих компаний Мирзиёев приказал устанавливать на таком уровне, чтобы компании могли обеспечивать рентабельность не менее чем в 5%.

Госкомпании потихоньку лишают монополий. В июле этого года у «Узагроэкспорт» отобрали эксклюзивное право экспорта свежей плодоовощной продукции, теперь им может воспользоваться любой фермер. Ожидается, что это будет стимулировать субъектов АПК расширять производство и экспорт.

Ремонт в консерватории

Государственный сектор — основной объект изменений. В концепции административных реформ следует особо выделить третье по счету и самое важное с точки зрения экономического развития направление — «Дальнейшее сокращение административного воздействия на отрасли экономики и расширение рыночных механизмов управления». По сути, это узбекский вариант Yellow Pages Rule, состоящий из шести пунктов.

Во-первых, узбекское правительство планирует выстроить управление отраслями так, чтобы исключить конфликт государственных и коммерческих интересов и поощрять конкуренцию. Государство готово ограничить круг сфер, где ему дозволяется участвовать, а также отказаться от назначения «любимчиков» — эксклюзивных прав и льгот. Третий пункт — выработка рыночных механизмов управления госкомпаниями и повышение их прозрачности и подотчетности, четвертый — отказ от практики финансирования госорганов за счет подконтрольных им госкомпаний — «Узгоснефтегазинспекции» за счет «Узбекнефтегаза», «Узгосэнергонадзора» — за счет «Узбекэнерго» (по аналогии госавиа- и госжелдорнадзор).

В системы образования, здравоохранения, туризма, ЖКХ и дорожно-транспортной инфраструктуры узбекские власти готовы допускать негосударственные структуры и частников по механизму ГЧП. А отдельные функции государство собирается передать частным компаниям (контроль через лицензирование, сертифицирование и разрешительные процедуры). Некоторые контрольные функции планируется заменить на альтернативные виды регулирования (обязательное страхование ответственности и др.).

О программе приватизации, аналогичной казахстанской (с выставлением на продажу активов больших промпредприятий), речь пока не идет. В Казахстане сформированы списки компаний, которые надо во что бы то ни стало приватизировать, в Узбекистане — компаний, которые приватизировать либо нельзя, либо можно лишь с высочайшего разрешения. В этом июне президент утвердил два списка: в первом 61 госпредприятие, не подлежащее продаже (в основном компании из нефтянки и ГМК), во втором — 341 компания, решение о приватизации каждой из которых может быть принято исключительно президентом и правительством.

Г-жа Умарова подчеркивает, что благодаря админреформе впервые была поставлена под вопрос прежняя парадигма отношений государства и общества и поднят вопрос качества институтов госуправления — управления и взаимодействия органов исполнительной власти, стратегического планирования, формирования системы профессиональной госслужбы и др. Позитивно оценивает она и попытку разгосударствления отдельных секторов экономики. «Часть органов хозуправления относятся к так называемым естественным монополиям. Как следствие, страдает качество регуляторной среды, цены жестко регулируются, страдает конкурентность рынка. Административная реформа позволит разделить регуляторные функции, инвентаризировать госпредприятия по принципу Yellow Pages, пересмотрев целесообразность участия государства в сферах, где уже сложился рынок, перестав подменять собой коммерческий сектор и развивая государственно-частное партнерство», — отмечает эксперт.

Критериями успеха адмреформы наши собеседники считают не столько трансформацию структуры экономики, сколько изменение взаимоотношений представителей власти и бизнеса. «Успешная адмреформа для частного бизнеса означает одно — избавление от незаконных поборов, принудительного труда и рейдерства со стороны чиновников», — говорит Рафаэль Саттаров. «Узбекский бизнес давно привык жить своими проблемами и всеми силами старается дистанцироваться от государства. Но государство само находит бизнес и предстает в виде прокуроров, которые “грузили” бизнес к тем или иным национальным праздникам, — рассказывает г-н Ташимов. — То, что прокуроры составляли списки, по которым бизнес должен был к Наврузу или Дню независимости дать столько-то денег, ни для кого в Узбекистане не новость. Милиционеры «доили» бизнес на рынках, налоговики — в торговых точках. И это продолжалось десятилетиями. Чтобы только начавшиеся реформы в административной сфере дали результаты, нужно время».

Азиза Умарова говорит о трех направлениях, которые должны войти в периметр изменений: «Первое — требуется поэтапный отказ от унаследованного балансового метода планирования и прогнозирования экономики в пользу программно-целевого, с изменением системы целеполагания и ресурсного обеспечения. Второе — налоговая реформа: сокращение налогового бремени и упрощение налогового администрирования приобретает ключевую значимость для сокращения объемов теневой экономики и привлечения инвестиций. Согласно отчету PWC Paying Taxes 2017, Узбекистан занимает 138‑е место из 190. Количество налогов можно было бы свести к трем-четырем, а также важно отказаться от налоговых льгот и преференций отдельным предприятиям в рамках различных программ. Если назначать льготы, то прозрачно и сразу всей отрасли, как принято в развитых странах. Это помогло бы создать конкурентную среду на рынке».

«Третье — кадры, — продолжает эксперт. — В Узбекистане сегодня чувствуется кадровый голод, так как все провозглашенные реформы требуют активного вовлечения госслужащих с принципиально новыми навыками и компетенциями, технократов. Людей, способных на основе синтеза мировой практики внедрять передовые решения, обеспечивать информационно-аналитическое сопровождение реформ. Обеспечение кадров остается пока сложной задачей из-за консервативного подхода к назначениям, отсутствия закона о госслужбе, четко определяющего статус госслужащего, уполномоченного органа по делам госслужбы, меритократии в найме и продвижении по службе. Немаловажен вопрос оценки труда и размеров заработной платы».

Меньше препятствий — выше скорость

Казахстан — четвертый торговый партнер РУз после Китая, Швейцарии и РФ: по итогам 2016 года на РК приходилось 1,5 млрд долларов (в 2012 году — 2,2%), или 9,4% от общего объема внешней торговли. В январе-июле этого года двусторонний товарооборот вырос на 33,7% (с 789 до 1055 млн долларов, в т.ч. экспорт — на 38,5%, импорт — на 26%). Основа узбекского экспорта в Казахстан — плодоовощная продукция, а также углеводороды и химические продукты. Казахстан отгружает в РУз зерно и муку, металлы, автомобили и углеводороды (см. графики 9–10). Даже панорамный обзор двусторонней торговли показывает, насколько слабо диверсифицирована товарная линейка, насколько высок потенциал роста товарообмена в базовых и новых секторах.

В последние несколько лет казахстанских производителей буквально выдавливали с рынка РУз тарифными и нетарифными мерами. На это жаловались мукомолы и автопроизводители. «Средний уровень импортных таможенных пошлин, действующих в Узбекистане, составляет 15%, кроме этого есть порядка 400 товаров, на которые распространяются акцизы, и размеры акцизов по некоторым группам достигают ста процентов от стоимости, — рассказывает зампред правления Kazakh Invest Мейржан Майкенов. — Второй момент — сложности в конвертации валют. Это основные факторы. Но из практики можно также отметить сложные процедуры таможенного оформления, там есть свои нюансы: по свидетельству предпринимателей, стоимость оформления одного контейнера в Казахстан может составлять 6,5 тысячи долларов, весь процесс занимает десять дней».

В минувшем марте в Астане прошел первый казахстанско-узбекский бизнес-форум, в сентябре — еще один, но уже в Ташкенте с участием глав государств, а следующий намечен на 19 октября этого года также в столице Узбекистана. «Для нас Казахстан — это не только новый рынок, но и возможность работать совместно для выхода на третьи рынки, — комментировал в марте председатель ТПП РУз Алишер Шайхов. — Сейчас обсуждаем вопросы совместного выхода на китайский, европейский, американский и африканский рынки, потому что будем создавать совместные производства, использовать логистические центры, которые также развиваются в наших странах».

Заинтересованность проявилась и в динамике узбекской стороны: уже с апреля Ташкент снизил акциз на казахстанскую муку с 11 до 5%, с сентября снял акцизы с импортного мяса и муки, а пошлины снизил с 30 до 10% от таможенной стоимости, комбинированную ставку на ввоз подсолнечного масла — с 20% (не менее 0,32 доллара за литр) до 5% (не менее 0,1 доллара за литр), с 1 октября сократил акциз на ввозимые из РК автомобили с 2,4 доллара за 1 куб. см двигателя до 2% от таможенной стоимости. К слову, многим специалистам авторынка в РК последняя мера видится как малозначительный ответ при размене: узбеки снижают акциз, а мы не чиним препятствий для их авто у нас и размещаем линию по сборке узбекского Ravon на костанайском «СарыАркаАвтопроме».

Узбекскому бизнесу помимо отраслей, в которых уже налажено сотрудничество (нефтехимия, химия, АПК), интересны в РК такие ниши, как IT-разработки, электронная коммерция и особенно логистика.

Казахстану в первую очередь важно отстоять своих зерновиков и мукомолов. «90 процентов пшеницы и муки поставляется в Узбекистан из Казахстана, помимо этого мы экспортируем природный газ, полуфабрикаты из железа и металлопродукцию, их природный газ идет через нас в Китай. Могли бы мы поставлять большой спектр продовольственной продукции — кондитерские и макаронные изделия, безалкогольные напитки. Кроме того, строительные материалы, металлопрокат, электротехническую продукцию. Интересен фармрынок: Узбекистан ежегодно импортирует фармпродукции на полмиллиарда долларов, но после девальвации резко выросла стоимость лекарств, и тут появляется ниша для наших фармзаводов», — объясняет Мейржан Майкенов.

РУз — желанное направление для казахстанского автомобилестроения и ж/д-машиностроения. Например, в прошлом месяце УТЙ законтрактовал у КТЖ 40 тыс. тонн рельсов с поставкой до 2020 года. Но двери открыты далеко не для всех представителей обрабатывающей промышленности. «На безалкогольные напитки акцизы до сих пор не сняты и до сих пор на уровне ста процентов, или не менее доллара за литр, — напоминает г-н Майкенов. — Наши производители соков хотели зайти на узбекский рынок, но, учитывая все расходы по растаможке, наша продукция выходила дорогой. А после того, как у них прошла девальвация, импортная продукция стала дороже, рынок сузился».

«Есть поручение двух президентов довести товарооборот до пяти миллиардов в ближайшие годы, — заключает г-н Майкенов. — И если узбекская сторона продолжит снимать ограничения, то динамика будет выше. Потенциал для роста есть, желание работать у бизнеса тоже присутствует: мы страны-соседи, у нас минимальные издержки на логистику, все дело в стоимости входа».

Сергей Домнин

18.10.2017

Источник: expertonline.kz