Размышления о первом этапе «арабской весны». В середине мая в Марракеше, туристической столице Марокко, прошла очередная встреча Ближневосточного диалога Международного дискуссионного клуба «Валдай». Помимо обычного круга «странствующих политологов» в ней приняли участие представители исламских партий и группировок – от египетских «Ан-Нур» и «Джамаа исламия», ливанской «Хезболлы» и палестинской ХАМАС до «Братьев-мусульман» и тунисской «Ан-Нахды». Интерес к встрече предопределила актуальная повестка дня – «Ислам в политике: идеология или прагматизм?».

Как вскоре выяснилось, встреча в Марракеше совпала по времени с завершением первой фазы «арабской весны», причем с провальными результатами. Вместо движения от авторитаризма к демократии регион качнуло в сторону новых форм авторитаризма, лишь слегка прикрытых фиговым листком народного волеизъявления. В Марракеше, за полтора месяца до событий в Египте, эти тенденции только начинали прорисовываться. Но неординарность алгоритма, по которому пошло демократическое переформатирование региона, становилась более или менее очевидна. Один из участников встречи генеральный секретарь Партии национального диалога Ливана Фуад Махзуми сравнил его со сборкой ближневосточного «кубика Рубика».

Попытки собрать ближневосточный «кубик» продолжаются уже многие десятилетия. Порой чудилось, что вот-вот – и за очередным проворотом его граней возникнет желанная гармония цветов и пропорций. Ан нет. Трудно ожидать результата, когда кубиком одновременно манипулируют несколько рук.

КУБИК ПРИХОДИТ В ДВИЖЕНИЕ

Это стало особенно очевидным с весны нынешнего года, когда ближневосточный «кубик Рубика» вдруг задергался, защелкал гранями как счетчик Гейгера, перенастроенный на химоружие. События, закрутившись вокруг Сирии, пошли вширь, начали наползать друг на друга. Похоже, что в движение «кубик» привели два фактора, неочевидно, но тесно связанные между собой – российско-американская инициатива по созыву «Женевы-2» и успехи сирийских правительственных войск в борьбе против мятежников.

Начнем с «Женевы-2», о подготовке к которой Сергей Лавров и Джон Керри объявили 7 мая в ходе визита госсекретаря США в Россию. Имелось в виду, что конференция будет проходить под эгидой ООН на базе заключительного коммюнике «группы действий» по Сирии, выработанного на предыдущей женевской встрече в июне 2012 года. Этот документ предусматривал создание в Сирии переходного органа власти, но не требовал немедленного ухода Асада с президентского поста.

Это вызвало серьезную тревогу, чтобы не сказать панику в рядах сирийской оппозиции и ее региональных спонсоров, в том числе и потому, что к моменту обнародования российско-американской инициативы ни у кого уже не вызывало сомнений, что наметившийся разворот в сторону политико-дипломатического решения обусловлен неблагоприятным для противников Асада развитием военной ситуации. С марта-апреля правительственные войска неспешно, но методично перехватывали инициативу. Был освобожден город Идлиб, контролировавший коммуникации боевиков с Ливаном. В районах, пограничных с Турцией, курды, сохранявшие до этого нейтралитет, начали отвечать на участившиеся провокации со стороны джихадистских групп оппозиции, получавших подкрепления от Саудовской Аравии и Катара через территорию Турции. Обострилась напряженность и в местах компактного проживания друзов вдоль сирийско-израильской границы.

Изменению военно-стратегической обстановки в пользу правительственных войск способствовал и углублявшийся по мере военных поражений раскол между светским прозападным крылом оппозиции, опиравшимся на Сирийскую свободную армию, и группировками радикальных исламистов. В середине мая боевики попытались объединить две свои основные группировки: «Исламское государство Ирака и Леванта», просочившуюся из Ирака и действующую под прямым руководством «Аль-Каиды», и сирийскую «Джабхат ан-Нусра». Объединение не состоялось. Но дало толчок к смене тактики: халифатисты приступили к созданию в «освобожденных районах», пограничных с Турцией и Ираком, «эмиратов», жизнь в которых строилась на основе норм шариата.

В этих условиях 3 и 5 мая, как раз в то время, когда Керри и Лавров готовились объявить в Москве о созыве «Женевы-2», Израиль нанес ракетно-бомбовые удары по сирийским военным объектам в районе Дамаска, мотивировав их стремлением предотвратить попадание химического оружия в руки джихадистов. Тема неконтролируемого расползания сирийского химоружия фигурировала и в ходе прошедших в начале июня на территории Иордании военных маневров с участием 19 государств. Встык с ними крупные военно-морские учения (41 участник) состоялись в Персидском заливе, вблизи берегов Ирана. Незадолго до этого, 22 мая, в Аммане в очередной раз встретились «Друзья Сирии» – группа, созданная в феврале 2012 г. в Тунисе для координации международной помощи противникам Асада (показательно, что если в предыдущей встрече в Марракеше приняли участие 114 «друзей», то в столице Иордании их было всего 13). Лейтмотивом дискуссий стал вопрос об оказании военной помощи оппозиции, которая связывала свои поражения с отсутствием у нее современного вооружения. Звучали в Аммане и идеи создания в Сирии буферной (с центром в Алеппо) или бесполетной зоны по образцу ливийской. В это же время сенатор Джон Маккейн (а чуть позже и госсекретарь Керри) высказались за бомбардировку сирийской военной инфраструктуры.

Все эти демонстрации были так или иначе связаны со стремлением региональных противников режима Асада, прежде всего Саудовской Аравии, форсировать силовое решение сирийской проблемы, сыграв на опережение российско-американской инициативы по созыву «Женевы-2». Параллельно с попытками реанимировать формат «Друзей Сирии» саудовцы вплотную занялись консолидацией рядов Национальной коалиции оппозиционных и революционных сил (НКОРС), где наметился тактический союз светских группировок с «Братьями-мусульманами», находившимися под опекой Катара. В ходе перевыборов руководства НКРОС, прошедших в Стамбуле, саудовцы сначала добились отставки его председателя Моаза Хатыба, близкого к «братьям» (единственный член руководства НКОРС, выразивший готовность к диалогу с Асадом в ходе подготовки «Женевы-2»), а потом, в июле, провели на этот пост своего ставленника Ахмеда Джарбу. Однако переломить баланс сил в НКОРС саудовцам на этом этапе не удалось – из «своего» списка в 25 человек провести в руководящий орган оппозиции они смогли только шестерых. В результате подковерная борьба за влияние на сирийскую оппозицию между саудовцами и Катаром обострилась. Региональные спонсоры сирийских мятежников раскололись на две противоборствующие группировки: Саудовскую Аравию, ОАЭ и Иорданию, с одной стороны, и Катар и Турцию – с другой.

27 мая Лавров и Керри в Париже обсудили подготовку к созыву «Женевы-2». Официальный Дамаск согласился на участие в конференции. Сирийская оппозиция, несмотря на давление американцев, такого согласия не дала. Командующий Сирийской свободной армией генерал Идрис категорически отказался от участия в конференции; руководство НКОРС заявило о готовности обсуждать в Женеве только вопрос об отстранении Асада от власти. В дальнейшем под воздействием продолжавшегося изменения военно-стратегической ситуации в пользу Дамаска подходы оппозиции только ужесточалась. К июлю представители НКОРС в качестве условия своего участия в конференции в Женеве добавили (разумеется, неофициально) требование о восстановлении «военного паритета» с правительственными войсками.

Однако 5 июня сирийская армия, усиленная боевыми подразделениями ливанской «Хезболлы», взяла небольшой, но имеющий ключевое стратегическое значение город Кусейр. Это имело решающее значение для последующих событий. И не только потому, что восстанавливало прямую связь Дамаска с приморскими алавитскими районами, включая порты Тартус и Латакия, через которые шли военные поставки Дамаску. Цена победы выше: речь шла о наметившемся морально-политическом переломе в ходе длившейся два с половиной года гражданской войны. Складывалось впечатление, что режим, опирающийся на поддержку широких слоев населения, выстоял в тяжелейшей конфронтации с оппозицией, политическая часть которой выглядела беспомощной в сравнении с мусульманскими экстремистами, наемниками и джихадистами, воевавшими на ее стороне. Пришло время вспомнить, что «Джабхат ан-Нусра» еще в декабре 2012 г. была занесена американцами в черные списки террористических организаций.

После падения Кусейра сирийская оппозиция и ее региональные спонсоры развязали массированную антишиитскую кампанию, обвинив «Хезболлу» и Иран во вмешательстве в сирийские дела. Саудовская Аравия и страны Персидского залива разорвали отношения с «Хезболлой». Их примеру вскоре (после смены власти в Катаре) последовали «Братья-мусульмане» в Египте. В региональные СМИ была вброшена тема возможного раздела Сирии на три анклава – алавитский (шиитский), суннитский и курдский.

Меняющийся региональный контекст событий в Сирии и «арабской весны» в целом подчеркнули и июньские массовые волнения в Турции, вылившиеся в острый конфликт правящей Партии справедливости и развития (ПСР), близкой по своим идейным истокам к «Братьям-мусульманам», со светским средним классом. Одной из составляющих противостояния было недовольство растущей вовлеченностью правительства Реджепа Эрдогана в сирийский кризис на стороне противников Асада, которую турецкие националисты связывали с крайне непопулярной в их среде инициативой ПСР по примирению с курдами. Массовые волнения в Стамбуле показали, что с «турецкой моделью» демократического переформатирования региона далеко не все в порядке. Кроме того, турецко-катарская связка во внешнем круге региональных спонсоров гражданской войны в Сирии оказалась существенно ослабленной. Это, похоже, придало уверенности действиям саудовцев в преддверии предстоявшей смены власти в Катаре и Египте.

14 июня по итогам президентских выборов к власти в Иране пришел умеренный реформатор Хасан Роухани, сразу же обозначивший готовность отойти от политики лобовой конфронтации с Западом, проводившейся его предшественником. В мире заявления нового иранского президента вызвали позитивный отклик. Из региональных держав только Саудовская Аравия и Израиль оценили изменения в Иране как тактическое маневрирование при оставшихся неизменными стратегических целях создания собственного ядерного оружия и экспансии. Проекция подобных подходов на сирийский кризис неизбежно вела к еще более тесному увязыванию сирийского вопроса с задачей изоляции и ослабления «режима аятолл».

Июнь завершился «тихим переворотом» в Катаре. 25 июня эмир Хамед бин Джасем Аль Тани передал власть сыну Тамиму бин Джасему Аль Тани. Подоплека такого шага более или менее ясна. При прежнем эмире Катар стал основным финансовым и медийным (телеканал «Аль-Джазира») спонсором режима «Братьев-мусульман» в Египте и исламской оппозиции в Сирии. Эта линия вошла в острое противоречие с интересами «заливных» монархий, прежде всего Саудовской Аравии, усматривавшей в политическом исламе серьезную угрозу для выживания полуфеодальных режимов на южной периферии Большого Ближнего Востока. Вследствие этого за кулисами катарского переворота многим виделась фигура принца Бендера, шефа саудовской разведки. Прошло всего несколько дней, и саудовцы уверенно вышли из-за кулис региональной политики.

Петр Стегний, доктор исторических наук, чрезвычайный и полномочный посол, член Российского совета по международным делам

07/11/2013