В ближайшее время я собираюсь в Москву. Меня пригласили выступить в МГИМО с докладом о том, что русские называют стратегическим анализом, а мы в Stratfor — стратегическим прогнозированием. Приглашение в Москву заставило бы меня задуматься и в более спокойных обстоятельствах. Я принадлежу к эпохе Холодной войны, и для меня Москва — это вражеская столица. Для моего отца таким городом был Берлин. Для моей дочери им стала Фаллуджа. В каждой войне неизбежно есть враг, и есть город, который олицетворяет врага. Я слишком много времени провёл, пристально наблюдая за Москвой, и уже не могу воспринимать её иначе, кроме как город мрачных заговоров.

Для моих детей Москва значит совсем другое, да и во мне это чувство начинает постепенно угасать, как память о давно прошедшей любви. Оно есть, и в то же время его нет. Разумеется, у нас не канун ядерной войны, советские дивизии не готовятся хлынуть в западную Германию. Любопытно, однако, что люди, которым я говорил об этой поездке — люди, которые знают, что я постоянно езжу по таким делам — утверждали, что опасаются за мою безопасность. Некоторые спрашивали, не боюсь ли я ареста или покушения. Начальник службы безопасности даже прочёл мне получасовую лекцию о возможных рисках — а мы с ним оба слишком стары для таких разговоров.

События на Украине не стали для нас неожиданностью, и наши читатели подтвердят, что мы подробно их освещали. Разница между «тогда» и «сейчас» в таких вещах обычно не менее важна, чем природа самого конфликта. Нужно уметь видеть это соотношение. Если выделять одно центральное различие, то вот оно: в Советском Союзе до 1980 года была единая идеология. Со временем люди начали относиться к ней с известным цинизмом, но до того, очень долго, в неё либо верили, либо серьёзно её боялись. В сегодняшней России можно при желании обнаружить множество вещей и явлений, но идеологии среди них не будет. У русских есть национализм (в других странах мы называем его патриотизмом), олигархия, коррумпированный авторитарный режим — но искренних убеждений у них нет, по крайней мере, нет общих искренних убеждений. Советский Союз когда-то считал себя авангардом человечества, и это давало ему пугающие силу и целеустремлённость. Россия не делает таких заявок. Это просто ещё одна страна. На большее русские не претендуют.

Конфликт вызван не идеологией. США заинтересованы в том, чтобы предотвратить появление нового европейского гегемона. Русским же нужно охранять буферную зону, измотавшую в своё время Наполеона и Гитлера. Обе потребности — далеко не праздная блажь, и трудно представить, каким образом их можно было бы удовлетворить одновременно. Мы имеем, таким образом, прямой конфликт интересов России и США, который осложняет огромное количество европейских наций. То, что случилось, неизбежно должно было случиться. По мере того как европейцы ослабевали, Россия по отношению к ним усиливалась. Когда Украина переориентировалась на Запад, России пришлось реагировать. Реакция России потребовала реакции от Соединённых Штатов. Обе стороны обвиняют друг друга в чудовищных вещах, но на деле все просто действовали так, как их вынуждали к этому обстоятельства.

Вот суть стратегического прогнозирования и анализа. Он работает не с тайнами и секретами, а с неодушевленными силами. Он зависит от вещей, спрятанных на виду. Украинский конфликт может послужить отличным примером. У русских есть интересы на Украине (пусть даже самим украинцам это кажется несправедливым). У американцев — тоже. Несколько лет назад я уже писал об этом кризисе, потому что он зависит не от конкретной политики, а от неодушевленных сил, движущих национальными интересами. Роберт Каплан писал о реалистической международной политике, но я обычно возражаю ему в том смысле, что для меня реализм — это не политика, это точка зрения, с которой я наблюдаю мир. Субъективные взгляды политиков не имеют здесь никакого значения. Политики всегда находятся в ловушке событий; так, чего бы ни хотел добиться на Ближнем Востоке Барак Обама, он всё равно попал в капкан абсолютно предсказуемых обстоятельств. Увлекательно наблюдать, как он пытается воевать с реальностью. Шансов у него, прямо скажем, немного.

Вот поэтому я лечу в Москву. Я хочу побеседовать с теми русскими, которые смотрят на мир с похожей точки зрения, и сверить наши наблюдения. Мы посмотрим на одну и ту же реальность при помощи похожих (я надеюсь) методов, и выясним, где именно наши результаты расходятся. Это не игра в шпионов. На этом уровне неважно, чего хочет Обама и о чём думает Путин. Речь о силах более глобальных, чем отдельные люди. Вот что я им скажу. Любопытно, что они ответят.

Природа стратегического прогнозирования

Стратегическое прогнозирование — род разведывательной деятельности, наиболее чуждый и странный для разведок: область событий, которые нельзя проанализировать при помощи источников и исход которых малоуправляем и непредсказуем для самих акторов. Кроме того, такой прогноз не позволяет людям, принимающим ключевые решения, повлиять на развитие событий, но зато позволяет им подготовиться к глобальным сдвигам в ситуации. Для большинства политических лидеров привлекательнее более мелкие и контролируемые проблемы, а чреватые серьёзными ошибками стратегические решения для них сопряжены с непомерной политической ценой. Широкий взгляд и умение видеть долгосрочную перспективу не помогут вам сделать карьеру в разведке. К тому же, учитывая частые и радикальные исторические перемены, стратегический прогноз для конечного потребителя из разведки часто выглядит смехотворным. В этом смысле стратегическое прогнозирование — форма разведки, которой лучше всего заниматься вне правительственных и государственных структур.

Стратегическая разведка работает не с источниками, а с моделями. Нельзя, разумеется, сказать, что стратегическая разведка не зависит от поступления информации, но для неё необязательно требуется секретная и тяжело добытая информация. Массовый сбор данных тоже не нужен. Основной принцип стратегической разведки — отфильтровать весь поступающий субкритический шум и определить центр притяжения событий. Небольшая деталь иногда может привлечь внимание к масштабному процессу, особенно в военной области. Но поиск этой детали требует огромного количества усилий и времени, а времени осмыслить её как раз обычно не остаётся. Более того, искомый процесс обычно находится на виду. Фокус в том, чтобы увидеть его (ещё более сложный фокус — поверить в увиденное).

У нас в Stratfor есть поговорка: будь тупее. Это значит — не усложняй настолько, что не увидишь главного, и не цени уникальные секреты больше общедоступных фактов, которые все видят, но не анализируют. Чрезмерная сложность и слишком сильная любовь к секретному часто заслоняют общую картину. Так, например, раздробленность ЕС, сегодня играющая очень важную роль, держится на одной цифре — немецкий экспорт составляет 50% ВВП. Это общеизвестно, но мало кто понимает, какие масштабные это влечёт последствия. Сложным схемам требуется неизмеримо более высокий уровень абстракции, чем у этого простого факта. Правда при этом находится на виду.

У таких моделей два основания. Первое — нет никакой разницы между экономическими, политическими, военными и технологическими задачами. По этим категориям удобно разбивать работу аналитиков, но на самом деле всё это — просто разные грани национального государства и сопутствующих социополитических процессов. Относительная важность каждой из этих категорий меняется от места к месту и от момента к моменту, но все они присутствуют и взаимодействуют в любом событии. Стратегическая разведка должна смотреть на вещи в целом.

Второе — авторы ключевых решений находятся в ловушке матрицы сил, которая сломает их, если они к ней не приспособятся. Они творят историю, но не по Марксу. Внешне это действительно похоже на марксистский подход. Конечно, Маркс тоже не сам его изобрёл — Адам Смит с его невидимой рукой рынка и людьми, которые, преследуя частные интересы, создают богатство наций, был в этом смысле предшественником Маркса. Сам Смит был многим обязан Макиавелли, который утверждал, что государь не может пренебречь войной, но в остальном должен делать то, чего требуют обстоятельства. Добродетель государя по Макиавелли состоит в готовности без колебаний делать то, что необходимо сделать, а не в том, чтобы мечтать о недоступных перспективах. Стратегическое прогнозирование и марксизм похожи только в одном — во взгляде на насущную необходимость как основу политических процессов.

Насущная необходимость предсказуема, особенно если имеешь дело с рациональными акторами, а успешные политики чрезвычайно рациональны в своей области. Поступки, которые необходимы, чтобы поднять и повести за собой миллион человек, не говоря уже о сотнях миллионов, требуют беспрецедентной самодисциплины и редкого инстинкта. Восхождение начинают немногие, до вершины добираются самые дисциплинированные — единицы. У журналистов и учёных модно презирать политиков. Им не хватает ума и образования последних. Другую психологию и другую душевную организацию журналисты принимают за неполноценность. Это позволяет журналистам чувствовать себя выше политиков, но нам даёт очень мало. У Обамы и Путина гораздо больше общего друг с другом, чем с их народами. Оба они сумели прийти к власти во враждебном окружении — уже одно это отделяет их от тех, кто ничего подобного не добился.

Если вы когда-нибудь наблюдали за игрой двух шахматных гроссмейстеров, то наверняка обращали внимание — игра довольно предсказуема. Оба игрока целиком видят положение на доске и понимают, что свобода выбора в данном случае иллюзорна. Каждый ход встречает ожидаемый контрход. В редких случаях блестящий игрок находит варианты. Большая часть матчей заканчивается предсказуемой ничьей. Гроссмейстер предсказуем в своей игре как раз потому, что знает её досконально. От любителя можно ждать чего угодно, но любитель никогда не попадёт за одну доску с гроссмейстером. То же верно и в отношении политиков. Непредсказуемые и готовые рисковать в политике не выживают. Выживают одарённые и дисциплинированные (то есть — предсказуемые).

Стратегическая разведка — моделирование

Задача стратегической разведки — построить модель, которая учла бы множество разнообразных ограничений, сужающих поле для маневра лидера и определить те императивы, которым он должен подчиниться, чтобы остаться лидером и сохранить свою страну в безопасности. Очевидное ограничение и императив — география. Германия расположена на Среднеевропейской равнине. Это позволяет ей эффективно организовать производство и захватить рынки востока и юго-востока, что, в свою очередь, создаёт необходимость поддерживать экспорт и политически контролировать эти рынки. Этот императив сохраняется в неизменном виде с момента объединения Германии в 1871 году. В то же время география и отсутствие естественных преград на её границах делают положение Германии фундаментально непрочным. Она должна поддерживать экспорт, одновременно охраняя себя от внешней угрозы военными или политическими средствами. Эта нехитрая модель позволяет нам предсказать поведение Германии вне зависимости от личности канцлера. Во-первых, чтобы избежать проблем во внутренней политике, Германия должна продолжать экспорт несмотря ни на что. Во-вторых, Берлин будет стремиться сформировать политические реалии под эту необходимость. В-третьих, Германия будет по возможности избегать военного конфликта. В-четвёртых, в чрезвычайных ситуациях Германии придётся самостоятельно инициировать такой конфликт, не дожидаясь, когда его начнёт противник.

Эта модель, которую я привожу здесь в качестве наглядной иллюстрации, начинается с политических ограничений, определяющих поведение любого немецкого лидера. Мы обращаем внимание на главное для Германии явление: экспорт. Дальше мы переходим к частным последствиям необходимости обеспечить успех немецкого экспорта. Ангела Меркель должна во что бы то ни стало поддерживать экспорт — под угрозой безработицы и роста политической оппозиции. Часть немецкого экспорта должна при этом приходиться на Европейский Союз, структуру которого Германия уже частично выстроила под эту необходимость. Одновременно Германия охраняет свою национальную безопасность, не представляя ни для кого стратегической угрозы. Других вариантов — сократить экспорт, позволить ЕС существовать по другим правилам или убрать Германию с североевропейской равнины — у Меркель нет. Таким образом, она просто вынуждена действовать определённым образом.

Модель описывает действующие императивы, определяет форму решений и характер действий тех политиков, которые в полной мере владеют ситуацией; она включает набор переменных, относящихся к самым различным областям и вступающих во взаимодействие с такими же моделями для других стран. Исходная информация не должна быть слишком подробной — в противном случае она погребёт под собой аналитика и не позволит ему увидеть главное — общие закономерности. Без предварительно выстроенной модели отбор и обработка информации будут невозможны; система рухнет под грудой случайных данных. Важно помнить, что модель не принимает во внимание психологию людей, непосредственно принимающих решения. Не только потому, что выстроить такую модель невозможно, но и потому, что психология власти делает таких людей похожими друг на друга. Психология власти в широком смысле здесь полезнее, чем психологические портреты отдельных людей. В стратегическом прогнозировании особенно важны два момента. Во-первых, необходимо концентрироваться на обществах, нациях и государствах, а не на людях. Во-вторых, нельзя смешивать субъективные намерения отдельного лидера с результатом.

Принимающей стороне эта тема может показаться знакомой, в ней есть элементы марксизма. Однако есть отличия: я, во-первых, считаю, что государство приоритетнее, чем класс, а во-вторых, воспринимаю такое положение вещей как естественное, а не как ступень эволюции к «новому человечеству». В конечном итоге я гораздо большим обязан Адаму Смиту с его невидимой рукой и Макиавелли с его дилеммой государей, в которой государь обладает властью, пока применяет её по необходимости. Его власть оставляет ему очень мало пространства для манёвра.

Мне будет интересно увидеть стратегическую разведку по-русски и узнать, как русские видят Украину. Доска и фигуры сейчас находятся на всеобщем обозрении. У шпионажа есть свои преимущества, но не на этом уровне и не в этой игре. Я напишу обо всём, что узнаю в Москве.

Оригинал публикации на сайте Stratfor

Джордж Фридман, Stratfor

перевод Родиона Раскольникова

06.12.2014

Источник: sputnikipogrom.com