На протяжении трех лет Ливия продолжает оставаться одной из самых горячих точек на карте мира. Некогда стабильное государство, в котором вся власть была сосредоточена в руках одного человека, сейчас в буквальном смысле слова распадается на части. В стране уже сменилось шесть правительств и по-прежнему нет конституции. Тысячи ливийцев были вынуждены бежать за границу. За нефтяные богатства борются племенные кланы, религиозные группировки, а также бывшие чиновники из окружения Муаммара Каддафи.

То, что после смерти Полковника Ливия превратится в «Сомали Средиземноморья», предсказывал перед смертью еще сам лидер Джамахирии. В гражданской войне, которая началась в 2011 году и пока не думает прекращаться, переплетены не только интересы «светских» и исламистских группировок, борющихся за власть, но и интересы кланов и племен, которые также хотят получить доступ к нефтяным богатствам страны. Масла в огонь и без того ожесточенного конфликта подливает борьба за доходы от контрабанды наркотиков.

Ливия постепенно погружается в хаос: разрушена система сдержек и противовесов, которую Каддафи создал за 42 года пребывания у власти. Журналисты на Западе признают, что «он был сложной личностью, которой удавалось оставаться ливийским лидером более 40 лет с помощью умелого переплетения национальных интересов и методов реальной политики». А также задаются вопросами: не слишком ли поспешно был свергнут лидер Джамахирии, и что на самом деле принесло «освобождение» Ливии?

Происходивший из бедной семьи берберских кочевников Муаммар Каддафи восхищался Гамалем Абдель Насером и мечтал освободить страну от колониального гнета. После свержения монархии Идриса I и прихода к власти в 1969 году он поставил себе цель — объединить разрозненные этносы и племена в стране. Идеи, которые Каддафи собирался претворить в жизнь, он описал в «Зеленой книге». В ней, в частности, указывалось, что демократия может обходиться без парламентов и партий, основываясь на народных комитетах — своеобразных аналогах Советов. Отрицая частную собственность, Каддафи смог скрестить социалистические идеи с традиционными исламскими.

Постепенно страна превращалась в диктатуру: лидер Джамахирии арестовывал тысячи недовольных режимом, а также душил бизнес и увеличивал присутствие нефтяного сектора в экономике. На Западе за происходящим в Ливии следили настороженно. А тем временем Каддафи стал поддерживать африканских диктаторов и снабжать деньгами любых террористов, идеология которых была направлена против Европы, США или Израиля. Он также создал «Арабский легион» — боевую организацию, которая проводила силовую «арабизацию» и «исламизацию» иностранных режимов.

Отношения между западными странами и Ливией окончательно испортились в 1986 году. 5 апреля в Западном Берлине прогремел взрыв. Бомбу заложили на популярной у американских военных дискотеке La Belle. Узнав, что в организации теракта замешаны ливийские спецслужбы, президент США Рональд Рейган приказал бомбить Ливию. В ходе ударов американских ВВС по Триполи и Бенгази погибла четырехлетняя приемная дочь Каддафи. В ответ в 1988 году ливийские спецслужбы заложили бомбу в самолет, следовавший из Нью-Йорка в Лондон. В результате взрыва над шотландским городком Локерби погибли все 243 пассажира и 16 членов экипажа. В 1992 и 1993 году Собвез ООН ввел два пакета экономических санкций против Ливии. Они касались нефтяной отрасли страны.

Как выяснилось в 2012 году, уже после смерти Каддафи, диктатор был спонсором предвыборной кампании будущего президента Франции Николя Саркози. Лидер Джамахирии вложил деньги в перспективного кандидата в надежде, что тот, став главой государства, не забудет о своих друзьях. Благодарность со стороны западных стран действительно не заставила себя долго ждать.

В марте 2011 года, через месяц после начала гражданской войны в Ливии, Франция и Великобритания вмешались в конфликт между сторонниками Каддафи и повстанцами. По их инициативе силы НАТО поддержали мятежников. Как пишут сейчас многие ливийские СМИ, если бы не интервенция со стороны Запада, Каддафи, скорее всего, удалось бы подавить восстание. Однако в ходе переворота лидер Джамахирии не только потерял власть, но и был жестоко убит.

После этого Старый Свет вздохнул с облегчением. И, посчитав, что на этом миссия завершена, силы НАТО покинули Ливию. По мнению главного научного сотрудника Института мировой экономики и международных отношений РАН Георгия Мирского, внешнее вмешательство и госпереворот стали гигантским просчетом западных стран: «Европейцы и американцы поняли, как они промахнулись, осознали, что было бы лучше оставить Каддафи. Добыча нефти в таких условиях резко упала. Оказалось, что все это было сделано зря, поэтому западные страны отвернулись от Ливии. Ведь сама по себе страна никакого серьезного значения для этих государств не имеет. Геополитически она расположена так, что не может влиять на события в Сирии, Палестине, Израиле, поэтому про нее просто забыли».

Сейчас Запад также не помогает в примирении противоборствующих сторон. Как написал журналист The Independent Патрик Кокберн, «больше всего в происходящем в Ливии удивляет практически полное отсутствие интереса к ней со стороны государств, которые так бодро начали войну в 2011 году».

В июле премьер-министр страны Абдалла Абдуррахман аль-Тани обратился за помощью к мировому сообществу и НАТО, прося нанести воздушные удары по мятежникам. Однако вместо этого западные страны отдали распоряжение своим дипломатам в Ливии спешно паковать чемоданы. Министр иностранных дел Германии назвал сложившуюся ситуацию «в высшей степени непредсказуемой и неопределенной». А французские власти призвали своих граждан поскорее уехать из Ливии. Посольства в Триполи закрыли США, Франция, Испания, Канада, а также Россия и Китай. Ливию покинули десятки тысяч иностранных рабочих и специалистов.

Переход от диктатуры к демократии не получился. Боровшиеся с Муаммаром Каддафи, а теперь и друг с другом силы так и не смогли найти общий язык. На протяжении трех лет во Всеобщем национальном конгрессе шла борьба между «Братьями-мусульманами», которых представляла Партия справедливости и строительства, и светским Альянсом национальных сил (АНС). Постепенно наступил перелом в пользу исламистов. В марте 2013 года в Ливии был принят закон, запрещающий светским политикам и руководству АНС занимать государственные посты. Парламент фактически перешел под контроль исламистов, которые к концу 2013 года утратили свой авторитет в глазах местного населения. Поэтому на выборах 25 июня 2014-го в новом парламенте подавляющее большинство получили сторонники светского государства и федерализации страны. В результате исламисты решили вернуть себе утраченную власть военным путем.

В мае 2014 года генерал Халифа Хафтар, который раньше был сторонником лидера Джамахирии, а во время революции поддержал повстанцев, объявил о начале операции «Достоинство Ливии», целью которой стала борьба с различными группировками боевиков. Сторонник светской власти Хафтар начал наступление на востоке Ливии — в Бенгази. К нему примкнули не только бывшие военные Полковника, но и местные жители, уставшие от исламистов.

Когда в результате ракетного обстрела исламистов загорелся крупнейший склад нефтепродуктов, ливийская столица оказалась на грани экологической и гуманитарной катастрофы. В Триполи постоянно возникают серьезные перебои с водой, бензином, электричеством, часто не работает интернет.

Сейчас Ливия поделена на зоны влияния, каждую из которых контролируют вооруженные до зубов подразделения. Так, Мисурата подчиняется не центральной власти, а небольшим вооруженным формированиям, которые живут за счет торговли оружием, алкоголем и наркотиками.

«На звание "победителей", если их так можно назвать, претендуют три группы: это люди из Бенгази, которые начали революцию, люди из Мисураты, города, от которого после трехмесячных боев фактически ничего не осталось. Они оказали самое серьезное сопротивление войскам Каддафи. А повстанцы в ливийской столице, в свою очередь, утверждают, что это именно они нанесли последний удар по войскам лидера Джамахирии, захватили и убили его. Три разных ополчения, каждое из которых претендует на то, что сыграло решающую роль в свержении режима Каддафи, до сих пор не могут успокоиться. К тому же больше всего нефти добывают на востоке, в Киренаике, однако ливийские власти требовали, чтобы доходы шли в Триполи, где их будут распределять. Поэтому неудивительно, что жители Киренаики заявляют о своем желании выйти из состава Ливии. В отличие от Сирии и Ирака, здесь нет никакого религиозного фактора или этнических меньшинств. Воюют друг с другом люди, которые являются арабами-суннитами. Это не классовая борьба, а война местных милиций. К тому же появилось много молодых людей, которые принимали участие в военных действиях. Они не хотят сдавать оружие и идти работать на склад», — рассказал «Ленте.ру» Георгий Мирский.

Большие проблемы для ЕС представляет то, что сейчас Ливия превращается в транзитную территорию для нелегальных мигрантов из Африки и Ближнего Востока в Европу. Поток переселенцев достиг колоссального уровня. Если Каддафи удавалось при помощи жестких мер контролировать ситуацию, то нынешнему правительству, во-первых, некогда этим заниматься, во-вторых, ливийские власти просто не располагают необходимыми ресурсами.

Найти выход из создавшейся ситуации непросто. Построение централизованного демократического государства в Ливии сейчас вряд ли возможно. Диктатура также маловероятна, так как в стране нет харизматичного лидера национального масштаба, способного сплотить местное население. Такие области Ливии, как Киренаика, Триполитания и сахарский Феццан, до декабря 1951 года развивались автономно. В Королевство Ливия их силой объединил Мухаммед Идрис аль-Махди ас-Сенуси. Проживающие на этих территориях сотни племен сейчас ожесточенно соперничают друг с другом. Не исключено, что суверенное государство, существовавшее более 60 лет, вскоре исчезнет.

Ксения Мельникова

15.09.2014

Источник:Lenta.ru

Материал по теме

Особенности демократии в несостоявшемся государстве: Ливия

Со времени победы революции в Ливии эйфория вокруг «арабской весны» в целом и ее ливийской версии в особенности заметно поутихла, сменившись сначала отрезвлением, а затем и апатией, граничащей с разочарованием. Западные СМИ, в 2011 г. превозносившие действия народа, массово свергавшего тиранов во имя демократии, ныне демонстрируют все более скептическое отношение к тому, что происходит в «недемократическом» Египте, «балансирующем на грани распада» Йемене и «охваченной хаосом» Ливии.

Однако при всем внимании к региону и обилии справедливой критики значение ливийского урока последних лет, как и важность общего исторического опыта этой страны, недооценивается. Несмотря на культурную, политическую и социальную удаленность от центров западной цивилизации новейший ливийский эксперимент поучителен и для ярых поборников демократии, и для тех, кто добивается смены политического устройства любой ценой.

Винтовка рождает демократию?

Сегодня кажется, что активное переосмысление и революционные методы внедрения старых как мир понятий вроде «демократии», особенно на межгосударственном уровне, стали не просто нормой, а прямой обязанностью тех, кто видит себя в авангарде общемировых сил Добра, действуя при этом без учета последствий. Так, например, в Ливии (а ранее – в Ираке) то, что задумывалось как «власть народа», трансформировалось во власть вооруженного народа. Политические роли в условиях этого нового строя также получают совершенно иное прочтение, если учесть, мягко говоря, небезупречное прошлое тех, кому они достались.

Наконец, и сама государственность, казалось бы, непоколебимая основа существования любой независимой страны, оказывается под угрозой и нуждается в защите, иначе вместо «демократического» возникает государство «несостоявшееся», «провальное» (failed state). Как убедительно доказывают примеры Ирака и Афганистана, самые заметные признаки «несостоятельности» – слабая центральная власть, действия которой идут вразрез с политической реальностью (например, «слишком мало, слишком поздно») и фактическое отсутствие административной, да и территориальной целостности.

В современной Ливии обнаруживаются те же тенденции: власть де-факто принадлежит вооруженным группировкам экс-революционеров, с которыми официальное правительство не может справиться, а две из трех исторических провинций – восточная (Киренаика) и южная (Феззан) неоднократно провозглашали автономию.

Скорость перехода от дееспособного государства, которое еще в 2010 г. активно сотрудничало с Западом в борьбе с «Аль-Каидой», к некоей общности, сохраняющей целостность лишь номинально и находящейся на грани политического и экономического банкротства, не может не удивлять. Потребовалось всего три года, чтобы потенциал анархии, скрытый под волнами продемократических выступлений, реализовался, а Ливия превратилась в источник террористической угрозы для всего региона.

Расправа над Муаммаром Каддафи стала страшным прологом: крайнюю жестокость узаконили, а ненависть ко всему «прежнему» возвели в ранг чуть ли не национальной идеи. По всей видимости, именно это убийство, преподнесенное мировой общественности как главная победа в борьбе с диктатурой, и создало условия, когда официальное правительство оказалось в подчинении у экс-революционеров, причем, как выяснилось впоследствии, доминирование группировок бывших повстанцев и стало основным фактором «несостоятельности» нового государства.

Возможно, если бы Каддафи открыто судили, а затем вынесли приговор в соответствии с общепринятыми юридическими практиками (пусть даже в МУС, а не на территории страны), вновь созданные демократические институты и были бы восприняты в Ливии как реальная ценность. Если бы в середине апреля 2014 г. вооруженные группировки из города Зинтана согласились передать свой главный трофей – сына Каддафи Саифа Аль-Ислама – властям в Триполи для судебных разбирательств, то процесс, на котором подсудимый присутствовал виртуально (по видео-линку), не превратился бы в откровенный фарс. Очевидно, что эти элементарные и общепринятые в любом демократическом государстве акты «доброй воли» послужили бы доказательством функциональности законной ливийской власти.

От открытого переворота истинных хозяев страны ныне удерживает, скорее всего, лишь стремление избежать повторной интервенции «мирового сообщества» и воспоминания о печальной участи афганских талибов. Эти опасения тем более оправданны, что и идеология, и методы ливийских вооруженных формирований мало отличаются от талибских. Достаточно вспомнить убийство американского посла в Бенгази в 2012 г. и периодические похищения высокопоставленных дипломатов разных стран.

Соответственно, демократически избранное – т.е. по всем статьям легитимное – правительство, существующее хотя бы номинально, играет роль своеобразной ширмы. Ведь в глазах внешних сил сам факт наличия правительства, парламента, а также таких демократических механизмов, как выборы, ассоциируется с суверенитетом, нарушать который без крайней необходимости международное право все же не рекомендует. На сегодняшний день, как ни печально, истинная суть «независимости» Ливии такова.

Власть «героев Революции»

На внутриполитическом уровне есть отчетливые признаки своеобразного симбиоза официальной и неофициальной власти. Правительство – желает оно того или нет – фактически работает на обеспечение нужд все тех же группировок, выторговывая себе пространство для существования. В строгом соответствии со своими же установками на «декаддафизацию» и «защиту [достижений] Революции 17 февраля» в мае 2013 г. был принят закон о «политической изоляции» всех, кто так или иначе сотрудничал с прежним режимом, причем независимо от того, какова была их последующая роль в революционных событиях. Закон принимался при «демократическом» участии самих «экс-революционеров», в течение двух недель державших в осаде правительственные здания.

Переходный национальный совет Ливии (временный орган, действовавший до создания парламента в 2012 г.), пытаясь сдержать возрастающее влияние группировок, постановил выплачивать «героям Революции» денежное пособие, что, вопреки ожиданиям, привело не к сокращению, а к росту численности вооруженных формирований. «Если ливийское правительство объявит завтра, что будет платить рыбакам, то все станут рыбаками. То же – и с группировками», – говорит представитель официального Триполи. В результате в Ливии действуют около 165 тыс. официально зарегистрированных «революционеров», но лишь малая часть из них действительно принимала участие в боевых действиях.

Закономерные попытки правительства создать новую армию и полицию взамен тех, что уничтожены натовскими бомбардировками и революционным противостоянием, до сих пор не увенчались успехом. Исходный план формирования сил безопасности из бывших повстанцев дал обратные результаты: это подтверждает печальный инцидент, имевший место в середине прошлого года. Группа «Щит Ливии», созданная в 2012 г., должна была стать первой официальной «экс-повстанческой» организацией по обеспечению безопасности. Предполагалось, что «Щит» напрямую подчиняется центральной власти (а именно – Министерству обороны) и находится на государственном содержании. Однако когда 8 июня 2013 г. жители Бенгази устроили мирную демонстрацию, требуя покончить с засильем группировок, члены «Щита» открыли огонь. В результате погибли свыше 30 человек, а власти и ныне не торопятся с расследованием этого и других подобных происшествий.

Таким образом, статус «героев Революции» – реальный или мнимый – придает своеобразный иммунитет. Массовые нарушения прав человека, такие как безосновательные задержания и аресты по подозрению в симпатии к прежнему режиму, пытки и убийства неугодных, совершающиеся вооруженными формированиями по политическим мотивам, и даже похищение премьер-министра остаются безнаказанными. Это отмечают в своих докладах и ведущие правозащитные организации (например, Human Rights Watch), которые ранее с энтузиазмом критиковали режим Каддафи.

Формально ливийское правительство против действий группировок. Официальные лица (как, например, Али Зейдан, до недавнего времени занимавший пост премьер-министра) периодически выступают с заявлениями, в которых осуждают преступления бывших повстанцев, подчеркивают приверженность демократии и обязуются защитить население. Однако тот факт, что и правительство, и новые политические партии, имеющие большинство в парламенте, опираются на «экс-революционеров», заставляет ливийцев усомниться в том, что за словами когда-либо последуют дела.

К сожалению, даже такая логичная и давно назревшая мера, как запуск «национального диалога» (по аналогии с йеменским), оказалась запоздалой и недостаточной. Представители общественности настаивали на необходимости действий по воссозданию национального единства еще в апреле 2013 г., однако премьер-министр выступил с соответствующим заявлением лишь в январе 2014 года. К этому времени, однако, ситуация с безопасностью стала настолько вопиющей, что население вынуждено полагаться на самозащиту. В таких условиях вместо единения, скорее всего, будет выбран другой путь: «каждый сам за себя».

Получается, что правительство своими действиями ослабляет само себя. Приняв закон о люстрации, оно лишилось опыта – и политического, и военного – представителей прежнего режима, поддержавших новую власть. «Политические» чистки привели, например, к тому, что Махмуд Джибриль – глава «Национального альянса», самой многочисленной партии в парламенте –  отстранен от участия в его работе. Те же процессы в рядах вооруженных сил замедляют и без того нескорое воссоздание сил безопасности. В целом «декаддафизация» все больше напоминает «дебаасификацию», а ливийский сценарий приобретает те же черты, что и иракский.

«Экс-революционеры» лишают правительство и последнего, жизненно важного для страны аргумента: права на добычу и торговлю нефтью. Блокада трех терминалов на востоке Ливии, начавшаяся в июле прошлого года и частично снятая лишь в начале апреля 2014 г., оказалась мерой серьезного экономического давления на центральные власти, игнорировавшие неоднократные заявления бывших повстанцев об отделении региона. В 2012 г. экспорт нефти из Ливии составлял 1 млн 500 тыс. баррелей в день, однако из-за блокады он снизился до 250 тысяч. В настоящий момент намечается некоторый рост, однако есть данные о том, что, вернув официальному правительству одни терминалы, «экс-революционеры» захватили другие.

Главным выразителем основных требований повстанцев выступает Ибрагим Джадран – поистине лидер нового типа, приверженность которого устремлениям «Революции 17 февраля» не вызывает и тени сомнения. Джадран возглавляет самопровозглашенное правительство Киренаики, настаивая на том, что «федерализм – это закон». Кульминацией его противостояния с официальными властями стала попытка пойти дальше блокады как таковой, а именно – самостоятельно торговать нефтью. С точки зрения «федералистов» это позволило бы решить сразу несколько важнейших политических задач, подтверждающих верность избранного ими курса.

Во-первых, так можно продемонстрировать собственные силу и независимость, подчеркнув слабость правительства. Во-вторых, добиться «справедливого» распределения средств: поскольку основные нефтяные месторождения расположены на востоке Ливии, именно этот регион, так долго игнорировавшийся Каддафи, должен получать основную часть доходов от продажи сырья.

Итак, в начале-середине марта танкер, принадлежавший неизвестно какой стране, но под северокорейским флагом, загрузился в подконтрольном повстанцам порту и благополучно добрался до Кипра, несмотря на клятвы премьер-министра Зейдана не допустить этого. Возможно, состоялась бы и первая сделка, если бы не активное участие американских «морских котиков». Премьер-министру все это стоило карьеры (он отправился в отставку и, по неподтвержденным данным, был вынужден бежать в Европу), а правительству – еще большей дискредитации, тем более унизительной, что инициатива по задержанию мятежного танкера оказалась в руках у американцев, а не ливийских сил безопасности.

Как уже было сказано выше, в апреле блокада была частично снята, чего правительству (во главе с новым временным премьером, Абдуллой Аль-Тинни) удалось добиться путем новых соглашений с повстанцами. Понятно, что «приключение» в любом случае завершилось бы благополучно для официальных властей и нефть в итоге оказалась бы в столице; однако прецедент создан, а в том, что он будет повторяться, нет сомнений.

Дети пожирают свою революцию

Возникает порочный круг: правительство понимает, что нужно покончить с революционным беспределом, однако не может этого сделать, потому что нарушит свои же законы по «защите Революции». Более того, именно эти законы несут в себе ядро новой государственной идеологии: ненависть ко всему «прежнему» до сих пор предлагается, хотя и безуспешно, в качестве объединяющей идеи. На определенном этапе – во время событий 2011 г. – она срабатывала, консолидируя разномастные повстанческие силы в борьбе с общим врагом – Каддафи, однако теперь едва ли может служить прочной основой для национального единства как обязательного условия существования государственности.

Есть альтернатива – шариат как фундамент для трансформации Ливии в исламское государство. Однако и этот вариант нельзя считать окончательным, поскольку вооруженные группировки исламистского толка, которых здесь немало, сделают все для того, чтобы по-своему интерпретировать, а главное – применить эту установку на практике.

Третья перспектива для единения – собственно демократия – вызывает у ливийцев все больше разочарования. Красноречивым показателем отношения к демократии стали проходившие 20 февраля выборы в Учредительное собрание, созываемое для написания и утверждения нового Основного закона страны (Ливия все еще живет по принятой в 2011 г. «Конституционной декларации переходного периода»). Для участия в выборах зарегистрировались 1 млн 100 тыс. человек – шестая часть населения, если верить официальным данным. Из общего числа зарегистрированных на избирательные участки пришли 45%, что составляет 15% всех жителей, имеющих право голоса.

Не в последнюю очередь это связано и с недоверием к правительству, являющемуся «носителем» демократических идей: оно оказалось не только не способным справиться с вышедшими из-под контроля «революционерами» (что убедительно доказывает недавний нефтяной кризис), но и коррумпированным.

Решение ливийского парламента (Всеобщего национального конгресса) о продлении собственных полномочий, принятое 5 февраля 2013 г., многие обыватели истолковали как стремление удержаться у власти, а вовсе не как «крайнюю меру», на которую вынуждены пойти ответственные демократические власти во избежание политического вакуума.

Получается, что в Ливии не революция поглотила своих детей, а совсем наоборот: идея борьбы с диктатурой и установления демократии за три года приобрела явно извращенный смысл. После прихода к власти в Египте «Братьев-мусульман» в 2011 г. критики говорили, что исламисты похитили чаяния и устремления революции, а сама страна распадается. Но если Египет впоследствии обрел надежду на спасение в лице генерала Ас-Сиси, в Ливии такое развитие событий маловероятно. С одной стороны, помешает закон о политической изоляции, с другой – все те же группировки, ревностно отстаивающие свои права. В итоге создаются благоприятные условия не для установления сильной центральной власти, а для процветания многочисленных локальных лидеров со своими целями и убеждениями, подобных Ибрагиму Джадрану.

Сепаратизм в Ливии обусловлен исторически. Эта страна – послевоенное творение ООН, она получила независимость вместе с официальной государственностью всего 62 года назад. Современная Ливия составлена из трех бывших колоний, ранее принадлежавших трем европейским державам: Триполитания на западе – Италии, Киренаика на востоке – Великобритании, а Феззан на юге – Франции. Конституция 1951 г. указывает на федеративный характер нового государства, определяя его как союз получивших свободу жителей этих областей, объединенных подданством королю Идрису Эль-Сенусси. ?Формально Ливия стала единой (перестав быть объединенной) в 1963 году. Однако, как показывают последние события, все возрастающее влияние местного самоуправления – кем бы оно ни осуществлялось – в итоге может быть узаконено. В этом случае, как ни парадоксально, федерализм окажется единственным способом сохранения целостности – при условии, конечно, что новые власти посчитают нужным вступать в союз друг с другом.

Из-за пестроты ливийского социального пейзажа, состоящего из многочисленных племен, кланов, а теперь еще и группировок, общая суть демократии в Ливии (даже если и удастся восстановить функциональность соответствующих институтов) сведется к бесконечному конфликту между партиями, представляющими собой не политические, а клановые объединения. Эти дебаты, по всей видимости, способные с легкостью перерасти из парламентского в вооруженное противостояние, будут в лучшем случае малоконструктивны, а в худшем – превратятся в вечную «войну всех против всех», причем номинально узаконенную.

Еще одна проблема в том, что новая правительственная элита состоит из тех, кто, отказавшись служить режиму Каддафи, провел за пределами страны несколько десятилетий. Вполне возможно, что, вернувшись в Ливию, бывшие диссиденты – а ныне власть предержащие – плохо представляли себе, с чем именно им придется столкнуться. В любом случае наивно было предполагать, что демократия восторжествует сама по себе даже при наличии соответствующих институтов и военной поддержке международного сообщества.

 Возникает закономерный вопрос: а как же со всем этим справлялся Каддафи? Ведь при очевидной тяге ливийцев к неограниченной свободе одного страха, репрессий и прочих авторитарных методов было бы явно недостаточно. Найденный Каддафи способ личного политического выживания и одновременно удержания страны в равновесии представляет историческую ценность и для нынешних, и для будущих руководителей Ливии. Каддафи создал своеобразную сетецентрическую систему баланса сил, охватывавшую все население, продемонстрировав прекрасное понимание сути, потенциала и ограничений ливийской «демократии». Безусловно, нельзя было ожидать, что система просуществует бесконечно долго без каких-либо модификаций, однако преобразования могли бы пройти с гораздо меньшими жертвами – и к моменту начала событий 2011 г., и после. Как только эту модель уничтожили, немедленно начался передел страны и вооруженная борьба за власть, в ходе которой рано или поздно победит сильнейший – причем собственно к демократии это не будет иметь никакого отношения. Вопрос, сколько еще людей при этом погибнет, остается открытым.

Существует целый ряд общепризнанных несостоявшихся государств – Сомали, Ирак, Афганистан, где демократические преобразования не удались, административные границы становятся все более условными, фактически отсутствует центральная власть (равно как и более или менее внятная национальная идея, скрепляющая общество), процветает коррупция и правят террористы.

Общая ситуация нестабильности – и в регионе Ближнего Востока и Северной Африки, и в мире в целом – подталкивает к поиску аналогий и сравнений. Тем не менее каждый случай «несостоявшегося государства» уникален и богат такими деталями, которые делают очевидные вроде бы обобщения невозможными. Единственное, что уже можно с уверенностью отметить, так это сходство сценариев и повторяемость ролей. Не исключено, что «реформаторы» будут пытаться проводить безудержные демократические эксперименты до тех пор, пока какой-нибудь из них да не увенчается успехом и не приведет к безусловному и окончательному торжеству прав человека, свободы и легитимности.

Ливия, по всей видимости, – очередной неудачный эксперимент. По крайней мере, пока.

Елена Дорошенко, кандидат филологических наук, востоковед

02.07.2014

Источник: «Россия в глобальной политике»

http://www.globalaffairs.ru/number/Ocherednoi-eksperiment-16779

Tweet