Последнее время в связи с «цветными революциями» эксперты предсказывают продолжение подобных событий на постсоветском пространстве. При этом многие опасаются, что в Центрально-Азиатском регионе эти революции, в конечном счете, окажутся «зелеными», то есть, пройдут под знаком исламского возрождения. И даже пример Кыргызстана, попытавшегося двинуться совсем по иному — европейскому, парламентско-демократическому пути — не слишком внушает доверие, ибо оценивается как весьма хрупкий и ненадежный.

В то же время эксперты указывают на такие мощные радикально-исламистские движения Средней Азии, готовые при случае взять власть в свои руки, как Исламское Движение Узбекистана (ИДУ) и движение «Акрамия» в этой же республике. При этом предполагается само собой разумеющимся, что если та или иная организация называет себя исламистской, то она обязательно стремится к возрождению фундаментализма, воссозданию «мирового халифата», укутыванию женщин в паранджу и прочим агрессивным анахронизмам. Мнения такого рода кажутся тем более спорными, что в Средней Азии уже есть пример (правда, пока единичный) сравнительно мирного «врастания» исламистской партии в светскую политическую систему страны. Речь о деятельности Партии Исламского Возрождения Таджикистана (ПИВТ), которая ныне представлена отдельной фракцией в парламенте страны и имеет, при определенных условиях, реальные шансы прийти к власти демократическим путем, участвуя в будущих парламентских и президентских выборах.

В данной работе рассматривается и оценивается роль ислама и исламских институтов в общественно-политической жизни населения Центральной Азии (далее — ЦА). Автор в данной работе концентрируется на двух наиболее дискуссионных аспектах, касающихся роли ислама в регионе. Во-первых, по мнению автора, в ЦА преобладают именно позитивные факторы влияния ислама на постсоветскую общественно-политическую жизнь в регионе. Во-вторых, автор убежден, что руководящий состав политических исламистских институтов ЦА в большинстве своем монорегионален и эти институты являются одним из инструментов политической борьбы и представляют лишь интересы определенной локальной или региональной политической элиты. В ЦА ни одна из политических исламистских организаций на данное время не имеет значительного влияния на национальном уровне. Следовательно, по мнению автора, предсказания экспертов в духе неминуемого в ближайшее время исламского переворота в политических системах некоторых республик региона являются весьма дискуссионными.

Ислам за свою более чем тысячелетнюю историю в Центральной Азии укоренился практически во всех областях общественной жизни населения. По мнению И. Усмонова (см.: Усмонов, 2001, с. 48), именно благодаря распространенности ислама в регионе, кризис идентичности 1990-х, характерный для граждан многих постсоветских республик, в Центральной Азии был не столь острым. Отход от коммунистических ценностей сопровождался ренессансом ислама в регионе. Более того, пресловутый «парад суверенитетов» в ряде республик сопровождался исламистскими лозунгами и возрастанием роли исламистских институтов (Усмонов, 2001, 50). Определенная часть региональной элиты (как известно, в Центральной Азии политическая элита формируется, в основном, по принципу региональной принадлежности), которая была лишена возможности прихода к политической власти в период советского правления, с помощью исламистских институтов стремилась это осуществить, подстраиваясь под в целом промусульманские общественные настроения начала 1990-х. В ходе политической борьбы некоторые из этих институтов (например, ИДУ) становились ультрарадикальными, призывая своих сподвижников к насилию, направленному против своих политических конкурентов. Именно крайние формы политической борьбы некоторых политических исламистских институтов предопределили их непопулярность среди местного населения, однако все же полностью игнорировать исламский фактор в общественно-политической жизни региона представляется невозможным.

Становление и развитие ислама в Центральной Азии

Распространение ислама в ЦА и ранние походы арабов в этот регион приходятся на период правления династии арабских халифов — Омейядов (661–750), при которых арабским племенам удалось сформировать свое мощное централизованное государство — арабский Халифат. Самыми крупными державами в ЦА и, соответственно, потенциальными соперниками арабов в этот период были иранская династия Сасанидов и Тюркский Каганат. Империя персов занимала обширную территорию Ближнего (в 613–614 годах Сасанидская армия покорила Сирию и Палестину) и Среднего Востока, в состав которой входили и большинство стран современной ЦА. Внутренняя междоусобица в Сасанидской империи предопределила в первой половине VII столетия вторжение арабских племен в земли Сасанидского Ирана. При городе Кадисии, расположенном на территории современного Ирака, арабы одержали решительную победу над Сасанидской армией, предопределив таким образом покорение всей империи…

Арабские правители в первые годы завоевания делали акцент на значимости экономических отношений внутри империи и за ее пределами. Это во многом предопределило дальнейшее относительно быстрое распространение ислама в Иране и в Центральноазиатском регионе. До завоевания арабов в последнем существовали многочисленные культурные и религиозные течения: языческий шаманизм тюрок, несторианский вариант христианства, зороастризм и даже буддизм. Арабы ставили жителей ЦА перед выбором: либо они также будут продолжать делать обременительные обязательные религиозные пожертвования, которых требовали от них их религии, в частности, зороастризм, либо они принимают ислам и будут «добровольно» вносить менее обременительные исламские закяты (пожертвования). Данная инициатива была одной из причин того, что в скором времени ислам стал основной религией для центральноазиатских народов.

С XI века значимые успехи в распространении ислама принадлежали не арабским племенам, а народам, которые относительно недавно приняли эту религию. Если курды и тюркские племена распространяли ислам с помощью оружия, объявляя газават немусульманам, то представители персидских народов добились значимых успехов в идеолого-философском распространении этой религии.

Хотя ислам, как и все монотеистические религии, является консервативным и пропагандирует приверженность к первоисточникам, центральноазиатский вариант ислама отличается от арабского и является так называемым народным исламом. Народы ЦА приняли многое от Древнего Востока и до распространения ислама имели собственную богатую культуру, что и отразилось впоследствии на религии.

Одной из таких особенностей ислама в ЦА является существование суфийских орденов. Комплекс этико-религиозного воспитания и образования в Центральной Азии составлял основу учения таких орденов (см.: Абдольхофф, 2002, с. 28). На основе этого комплекса формировался и характер взаимоотношений муршида (учителя, наставника) и мюрида (ученика) в рамках политико-государственных отношений (см.: Там же). К концу XIX столетия в регионе существовало множество суфийских орденов. Наибольшей популярностью в обществе пользовались ордены кадария, накшбандия, хуфрия и кубрави.

Суфийские ордены стремились не только достичь духовных знаний вечной божественной истины, но и «включили в свои задачи политику на почве религиозно-национальных устремлений» (Логофет, 1911, с. 21). Большинство народных движений и военных конфликтов в ЦА было связано с деятельностью суфийских ишанов. «После того, как суфизм был признан большинством мусульманских авторитетов, под его прикрытием стали действовать разного рода общины и течения «крайнего» толка … В Анатолии, а затем и на Балканах, в Средней Азии и Иране распространились братства, исповедовавшие смешанную суфийско-шиитскую доктрину. Шиитские мыслители XIV–XVII вв. охотно обращались к философскому наследию суфизма, отождествляя главу суфийской духовной иерархии (ал-кутб) или «совершенного человека» (ал-инсан ал-камил) со «скрытым» имамом…» (Ислам. Энциклопедический словарь, 1991, с. 230).

С. Демидов, опираясь на статью этнографа Сэва «О туркменском духовенстве», опубликованную в журнале «Туркменоведение» в 1928 г., подчеркивает влияние туркменских суфиев-ишанов на широкие народные массы: «Ишаны — представители особого культа, слившегося с исламом», — пишет Сэв. — В основу ишанизма легли доисламские верования народа, обоготворяющие природу (пантеизм)… Несложная философия ишанизма приковывает к себе внимание масс. Гораздо основательнее действуют пантеистические стороны ишанизма: “понимание” ишанами процессов, происходящих в природе, знание языка зверей и птиц, “понимание” того, чего желает и хочет добиться человек. Туркмены верят, что в своем учении ишаны находят такую силу, которая ничего не позволяет от них скрыть. В этом именно причины того, несомненно, серьезного влияния, каким ишаны пользуются в ауле» (Демидов, 1978, с. 127–128). Преемственность к собственным специфическим особенностям ислама, глубокое почитание суфиев-ишанов Туркмения сохранила и сегодня. Ярким примером этого является современный Туркменистан периода правления первого президента республики. Покойный президент С. Ниязов являлся и является своего рода этико-религиозным лидером и объектом для подражания для своего народа. Его книга «Рухнама» наряду с Кораном служит этико-правовой нормой для туркменских мусульман, что закреплено не только государственными законами, но и религиозными институтами. Опыт Туркмении показывает, что зачастую суфии и так называемый народный ислам очень часто противоречат основам классического ислама; так, автор «священной» книги туркмен на правах религиозного лидера своего народа обещал всем тем, кто прочитает книгу три раза, непременное попадание в рай, что противоречит исламским канонам.

Народный ислам в ЦА также проявляется в далеких от классического ислама особенностях, а именно в сохранении доисламских обычаев и обрядов, таких, как вера в магию и чудеса, почитание святых мест и захоронений. Места жизни и проповеди суфийских шейхов также относятся к святым местам. Почти каждая махаля имеет собственные места почитаний.

Махаля является жилым кварталом в городе либо в кишлаке с элементами малой автономии и самоуправления. Нормы поведения в махале трудно игнорировать, они зачастую ставятся выше, чем общенациональные и общеисламские нормы, хотя не обязательно противоречат им. Учитывая данные особенности махали, в Узбекистане конституционно закреплены за ней функции муниципального органа (см.: Кустова, 1993). Дело в том, что у народов ЦА выработались не столько мусульманская и национальная идентичности, сколько локальная и региональная. Ярким примером этого может послужить гражданская война в Таджикистане, которая также известна как клановая или региональная война; религия же была лишь инструментом определенной региональной элиты в этой войне.

Американский востоковед Мехрдада Хагайеги выделил несколько причин, придавших особые черты развитию ислама в ЦА (см.: Haghayeghi, 1995). Во-первых, арабские миссионеры и торговцы акцентировались на мирных способах распространения ислама в ЦА регионе. На новых завоеванных среднеазиатских землях арабскими халифами не практиковалось массовое уничтожение местного населения для его инкорпорации к исламу. Во-вторых, ввиду особого географического расположения ЦА в ней соприкасаются оседлые и кочевые культуры, что способствовало мирному развитию ислама. В-третьих, немаловажным фактором является распространение в ЦА ислама ханифитского толка. По своей сути и содержанию это толкование ислама призывает к деполитизации религии и не предусматривает каких-либо форм насилия. Таким образом, с одной стороны, оказываемое существенное влияние традиционных религиозных верований и обычаев народов ЦА на ислам и, с другой стороны, деполитизация этой религии в ЦА отличает ее местный вариант от классического ближневосточного образца.

Исламский фактор в политике России в ЦА

Во второй половине XIX века Российская Империя окончательно включает территории ЦА в состав своей империи. Российские власти столкнулись с необходимостью реформирования полуфеодального центральноазиатского общества. В силу больших масштабов коррумпированности государственных и религиозных институтов и неразвитости правовой системы многие реформы получили поддержку у широчайших слоев населения. Важная поправка касалась реформирования судебной системы: упразднялась коррумпированная система казията (религиозная судебная система). Тем не менее, в вопросах религии имперская власть оставляла относительную свободу вероисповедания и приверженности к национальным и религиозным традицям. Более того, имперские посланники пытались всячески подчеркивать свое уважение к существующим национальным и религиозным традициям центральноазиатских народов: «Мало-помалу мне удалось рассеять подозрения, вызванные своим появлением, благодаря моему мусульманскому костюму, той старательности, с какой я молился и выполнял малейшие предписания мусульманской религии, серьезным дискуссиям с муллами, муфтиями и самим кушбеги о теологии, Коране, традициях, об арабском, турецком, персидском языках», — писал российский посланник в Бухарском эмирате (см.: Халфин, 1983, с. 18).

Советская власть на первых порах в вопросах религиозности центральноазиатских народов действовала также весьма осторожно. Пропаганду советовалось поручать только «товарищам-мусульманам», которые были лояльны к советской власти (см.: Абдольхофф, 2002, с. 38). Более того, в первых вариантах конституций центральноазиатских республик не упоминалось о разделении Церкви и государства. Так, 7-я статья Конституции Бухарской народной республики гласила: «В целях обеспечения за гражданами действенной и ничем не стесняемой свободы совести, признается за каждым из них право свободного исповедания избранной для себя религии и исполнения всех обрядов и положений, поскольку выполнение таковых не будет нарушать гражданских прав других лиц» (Гидулянов, 1926, с. 35–36). Хотя некоторые мусульманские богословы подверглись гонениям, в целом этот период можно обозначить тем, что советская власть воспользовалась исламским фактором для укрепления собственных позиций в регионе.

Во второй половине 20-х годов ХХ столетия, в связи с известной переориентацией в национальной и этнической политике, изменилось и отношение к религии. Религиозное сознание населения ЦА, по мнению советских идеологов, препятствовало подчинению всех народов СССР господствующей социалистической идеологии. Советская власть прибегала к разным методам борьбы с исламскими настроениями в обществе. Так, в народных театрах и уличных митингах высмеивался образ «глупого» религиозного проповедника, что должно было вызвать апатию и отвращение у населения. Тотальное реформирование системы образования, замена религиозного образования светским также предполагала ослабление влияния ислама в обществе. Замена арабского алфавита латиницей, а затем и кириллицей являлась инструментом политики по искоренению символического пространства ислама. Переселение большого количества русскоговорящего населения в Центральную Азию должно было способствовать адаптации и интеграции общества к социалистическим ценностям. Действия советской власти не возымели бы должного эффекта, если границу с Афганистаном (читай, со всем исламским миром) не закрыли в 1936 г.

По мнению востоковеда Б. Бабаджанова, причины такого отношения к мусульманам были во многом связаны с деятельностью суфиев: «Более агрессивное отношение к духовенству, особенно к суфиям, было при советской власти. Основная причина этого заключалась не только в том, что атеизм стал новой коммунистической идеологией и политикой, или в том, что духовенство (в первую очередь, суфии) выступало против большевизации региона. Новую власть, прежде всего, не устраивало то обстоятельство, что большинство суфийских групп обладало хорошо организованной структурой, основанной на беспрекословном подчинении мурида муршиду (то есть ученика духовному учителю). Такая апробированная за века структура не раз благоприятствовала сложению и сплочению хорошо организованных и дисциплинированных боевых групп, способных к вооруженному сопротивлению» (Бабаджанов, 2000, с. 138).

По мнению Ильхамова, политика русификации национальных республик в СССР началась после ослабления политической позиции джадидов * в ЦА. В связи с этим он особое внимание уделяет искусственному инкорпорированию в узбекский язык русской терминологии, которая стала вытеснять существующую (см.: Ильхамов, 2002). Надо полагать, что здесь речь идет не о простом заимствовании иностранной терминологии, а о насильственном насаждении «международных» аналогов вместо уже существующих слов. Согласно Фиерману, в 30-е годы ХХ столетия нарушителей, не желающих пользоваться «международными» эквивалентами, стали обвинять в «грубейших политических искажениях» и «преступной небрежности» (см.: Фиерман, 2003).

---

* Джадидизм — культурно реформаторское, просветительское и общественно-политическое движение мусульман в Центральной Азии.

По мнению Абдольхоффа, хотя формально с 1958 г. в соответствии с законом в СССР изучение национального языка и обучение на национальном языке в национальных школах считалось добровольным, однако в свете того, что национальные языки в среднеазиатских республиках приобрели официальный статус лишь в конце 1980-х, знание именно русского языка могло гарантировать наиболее благоприятные условия и возможности для трудоустройства (см.: Абдольхофф, 2002, с. 54). К слову, одним из факторов протестного настроения в эшелонах политической элиты и религиозного духовенства центральноазиатских республик конца 1980-х был именно существующий «несправедливый» статус национального языка.

Не менее важным фактором в процессе русификации являлась попытка ассимилировать среднеазиатские народы с помощью массового прихода русскоязычного населения в районы ЦА (см.: Абдольхофф, 2002, с. 54–55). Об исключительно высоких темпах переселенческого движения в Центральную Азию русского населения в XIX и в XX веках также говорит Бекмаханова (см.: Бекмаханова,1999). Миграционный процесс оказал огромное влияние на жизнь, психологию и национально-этническое самосознание жителей Центральной Азии.

Однако, несмотря на антирелигиозную политику СССР (в том числе и через политику русификации), советскому атеизму так и не удалось полностью изолировать население ЦА от влияния ислама. Так, молодые мусульмане могли, например, вступить в ряды КПСС и оставаться при этом глубоко верующими людьми. Любопытно, что многие мусульмане старались брать рабочий отпуск во время священного месяца рамадана, чтобы они могли поститься, не опасаясь репрессий и преследований на рабочем месте.

Политическое руководство СССР не добилось желаемых результатов в борьбе с исламом (при этом имеется в виду антиисламская политика и затраты колоссальных материальных средств на эту борьбу). Одним из основных препятствий в этом был фактор махали, о которой было сказано выше, а также глубокое укоренение норм и традиций ислама в центральноазиатском обществе.

Исламское возрождение

Отношение к исламу после длительного периода преследований со стороны советской власти начало меняться с 60-х годов XX столетия, в эпоху «оттепели». Конечно, речь здесь не шла о признании за исламом политической и культурной идеологии миллионов людей, проживавших в СССР. Только со второй половины 1980-х годов, после того, как стали происходить перемены в общественной жизни страны, можно говорить о возрождении ислама. В течение двух-трех лет число мечетей увеличилось в десятки раз, создавались молельные дома и коранические клубы. Нужно отметить, что среди активистов были замечены не только мусульманские богословы и рядовые мусульмане, но также представители партийной номенклатуры, аппаратные чиновники.

Подобные настроения в СССР находили моральную и материальную поддержку как в западных странах, так и в исламском мире. Первые исходили из того, что в демократическом обществе должен существовать плюрализм мнений, в том числе и религиозных, соответственно, ислам может послужить демократизации общества и ослаблению влияния коммунистической идеологии; вторые исходили из того, что, в дальнейшем новые независимые республики ЦА могут присоединиться к исламскому сообществу государств.

Столь благоприятная внутренняя обстановка вкупе с поддержкой зарубежных стран не могла не привести к политизации ислама. В этот период создается значительное число политических объединений исламского характера. Политики все больше и больше апеллировали к исламским и социальным ценностям для достижения собственных целей.

После распада СССР и ослабления коммунистической партии элиты, которые долгое время оставались вне политического пространства, получили реальный шанс конкурировать за политическую власть. Эта конкуренция в некоторых республиках привела к вооруженным столкновениям. Определенные региональные политические элиты для привлечения сторонников позиционировали себя как исламские партии и объединения. Дальше всех в этой политике пошла Партия Исламского Возрождения Таджикистана (ПИВТ), когда из уст членов партии в начале 1990-х годов можно было услышать призывы к «газавату» против своих собственных соотечественников, которые были также мусульманами, но поддерживавшими светскую власть…

Среди экспертов не существует единой точки зрения по поводу истоков и причин политизации и радикализации ислама в данном регионе. Одни полагают, что приверженцы фундаментального ислама могли достигнуть своих целей только посредством политизации ислама. В качестве аргументов подобного подхода можно привести исследования исламоведа Тибби: «Все фундаменталисты приходят через политизацию религии к представлениям о порядках, которые являют собой новые вызовы уже существующим. Во-вторых, дело не ограничвается подобной конфронтацией мировоззрений; применение насилия в рамках иррегулярных военных действий, то есть терроризма — суть материализации мировоззренческих конфликтных потенциалов. Политизация религии фундаменталистами направлена против светского национального государства, и в этом проявляется мировоззренческий конфликт, предметом которого являются представления о порядке» (Тибби, 2000, с. 31).

Другие эксперты придерживаются мнения, что существующие политические объединения, которые позиционируют себя как исламистские, в действительности являются инструментами определенных региональных элит для достижения собственных политических целей и в случае прихода к власти не обязательно изменят существующий конституционный строй на нормы шариата. В действительности, если мы рассмотрим руководящие лица исламистских объединений, то станет ясно, что там превалируют выходцы одной «махали», ближайшие родственники или, в крайнем случае, выходцы одного региона. К примеру, в ПИВТ этим регионом является Рашт, в ИДУ –— манган, в исмаилитских движениях — амир и т. д.

Формы и методы борьбы за власть, которые использовало большинство политических исламских организаций данного региона, оттолкнули население от этих исламских объединений. Их радикальные методы борьбы привели к маргинализации и к запрету этих объединений в центральноазиатских республиках. Жесткая государственная политика по отношению к исламу (не только к радикальному) находила поддержку у рядовых граждан, так как большинство населения было напугано действиями бандформирований, которые позиционировали себя как исламистские в Таджикистане, Узбекистане и в других частях постсоветского пространства.

Несмотря на дискредитацию ислама со стороны этих объединений, тем не менее, мы считаем, что ислам не только не исчерпал свои возможности в данном регионе, но и есть большая вероятность того, что исламские объединения вновь могут стать популярными среди народных масс и смогут прийти к власти, в том числе и конституционным путем. Существует ряд факторов, которые могут способствовать популяризации ислама. Рассмотрим их подробнее.

Во-первых, это не всегда оправданная жесткая государственная политика по отношению к исламским объединениям. Правящая элита, таким образом, не только пытается сохранить существующий конституционный строй и политический режим (каким бы он ни был), но и зачастую стремится обезопасить свою собственную политическую власть. Известны случаи, когда неугодного политика арестовывали, не всегда оправданно обвиняя его в связях с организацией «Хизб ут-Тахрир» или иной запрещенной (в определенном государстве) исламской организацией. Также практикуются в качестве «профилактики» или запугивания регулярные аресты рядовых граждан с обвинением в пропаганде запрещенных исламских организаций. Подобная политика приводит к недовольству граждан и вызывает снисхождение и симпатии населения к репрессируемым институтам. Угадывая подобные настроения у граждан, радикальные исламские организации пытаются создать себе ореол мучеников. Так, в октябре 2006 г. один из лидеров ИДУ сделал заявление, что президенты Узбекистана, Таджикистана и Киргизии ответят за ущемление прав и угнетение мусульман в своих государствах.

Во-вторых, это закрытие в ряде центральноазиатских республик высших учебных заведений. Так, в 2006 г. Минобразования Республики Таджикистан решило прекратить деятельность трех российских вузов — Таджико-российского современного университета в Душанбе, Таджикско-российского гуманитарного университета и центральноазиатского филиала «Российского Нового Университета» в г. Худжанде. Официальные причины ликвидации — низкая материально-техническая база и слабая подготовка кадров преподавателей. Это обстоятельство, безусловно, скажется на уровне безработицы среди молодежи и на уровне образованности граждан. С другой стороны, новые жесткие поправки в миграционное законодательство РФ по отношению к неквалифицированным и нелегальным иммигрантам не в последнюю очередь затрагивают интересы граждан центральноазиатских республик, многие из которых будут вынуждены вернуться на свою родину в надежде найти альтернативные источники существования. Таким образом, значительное число молодых людей, лишившихся возможности получить светское, европейски ориентированное образование, наряду с новыми «ремигрантами» будет нагнетать и без того сложную общественно-политическую ситуацию.

В-третьих, это активизация исламских объединений в ЦА, возникшая благодаря зарубежным источникам финансирования. С одной стороны, экстремистские группировки уже сейчас стремятся использовать глубочайший экономический кризис в республиках, заманивая народ в свои ряды небольшими заработками. Многие вступают в запрещенные организации не из чувства религиозного фанатизма, а просто пытаясь тем самым вырваться из бедности и безработицы. В будущем эта тенденция может привести к новой эскалации вооруженного конфликта. С другой стороны, как уже упоминалось выше, в регионе действуют легальные исламские политические силы, которые также в последнее время стали более активными и с помощью социально-религиозной риторики пытаются вернуть себе предрасположение населения. Эти объединения должны поддерживаться государственной властью, так как имеют важную функцию социализации той части населения, которая не интегрирована должным образом в социально-политическое пространство общества и может быть ресурсом для экстремистских организаций.

Прежде чем перейти непосредственно к тезисному рассмотрению деятельности основных политических исламских объединений в данном регионе, чтобы понять их общие черты и отличия, необходимо выделить два государства, где развитие исламских движений и идеологий могут иметь отличительный характер. В контексте региона нужно учитывать, что Казахстан больше всех остальных республик подвергся русификации, и в начале 1990-х годов коренного населения в стране было меньше половины от общего числа граждан. Вероятно, это является одной из причин непопулярности исламских политизированных движений в этой стране.

Специфический путь исламского развития для рассматриваемого региона существует и в Туркменистане. Недемократичность режима (даже по центральноазиатским меркам) не позволяет существование точки зрения, отличной от государственной. Также надо учитывать упомянутую специфическую форму развития суфизма в стране. Тем не менее, в силу густонаселенности, интегрированности и нестабильности данного региона, радикализация ислама в соседних республиках непосредственно будет также угрожать конституционному строю этих республик.

Хизб ут-Тахрир

Партия Хизб ут-Тахрир (Партия исламского возрождения) — одно из движений за возрождение «чистого ислама» и идеализируемого государства времен Мухаммеда и первых, «праведных», халифов. Партия возникла в 1953 г. и развивалась преимущественно на Ближнем Востоке. Она призывала мусульман к воссозданию Халифата, основываясь на силе пропаганды и проповеди. Из-за своей нелояльности к нынешним арабским властям партия является запрещенной как в Магрибе, так и Машрике.

Тем не менее хизб (партия) широко распространился по всему мусульманскому Востоку; он также имеет немало своих сторонников в Средней Азии и в мусульманских регионах России. В Средней Азии Хизб был наиболее активен на востоке Узбекистана, на юго-западе Киргизии и севере Таджикистана. Иными словами, в Ферганской долине и приграничных регионах этих трех стран. Хизб является запрещенной организацией в вышеназванных республиках. Тахрировцев (члены партии Хизб ут-Тахрир) или тех, кого подозревают в причастности к Хизбу, часто арестовывают, присуждают значительные сроки заключения, нередко подвергают пыткам. В Узбекистане членов этой партии арестовывали за террористическую деятельность в этой стране, а также за организацию митингов и беспорядков в Андижане в 2005 г. Хотя многие эксперты более склонны к тому, что события в Андижане имели стихийный характер и/или были организованы другой группировкой — радикальной узбекской группировкой «Акрамия». Большинство экспертов полагает, что в действительности не было приведено реальных доказательств по поводу причастности Хизба к майским событиям и к другим террористическим акциям в Узбекистане. Косвенным подтверждением непричастности Хизба к Андижанским событиям, по мнению экспертов, является снятие с должности губернатора Андижанской области указом президента И. Каримова, хотя официальной причиной к этому послужило неэффективная социальная политика губернатора.

Похожая ситуация в Киргизии и в Таджикистане: власти этих стран, не всегда оправданно обвиняя неугодного им религиозного кандидата в причастности к данной организации, дискредитируют его в глазах населения. Так, 8 июля 2005 г., за два дня до президентских выборов в Киргизии, милиция Ошской области заявила, что арестовала двух членов запрещенной в республике религиозной партии Хизб ут-Тахрир, которые распространяли листовки с призывом бойкотировать выборы президента. Также сообщалось, что члены Хизб ут-Тахрир активно участвовали в предвыборной агитации кандидата в президенты Турсунбая Бакир уулу, который, будучи омбудсменом Кыргызстана, по долгу службы защищал и права «хизбутчиков».

В России Хизб ут-Тахрир решением Верховного суда РФ от 14 февраля 2003 г. признан террористической организацией. Поскольку, согласно российскому законодательству, террористическая деятельность входит в определение экстремистской деятельности, то партия признана также экстремистской организацией. Следовательно, любая деятельность от имени партии будет пресекаться правоохранительными органами и регулироваться российским уголовным кодексом.

Не вызывает сомнения экстремистская направленность данной партии, прямо призывающей к насилию: «Мусульмане должны не только ограничиваться отказом от нормализации отношений с евреями и противодействием этому, но должны и воевать с евреями-захватчиками, где бы они ни были, пока они не изгонят их с земли мусульман. Отношение, которое должно быть сейчас между мусульманами и евреями, — это военное отношение, а не нормализация отношений и мир с ними, до тех пор, пока мы не искореним их вместе с их государством с земли мусульман» *. Однако, по мнению многих экспертов, пока еще не доказана террористическая деятельность Хизб ут-Тахрира на постсоветском пространстве, соответственно, нельзя однозначно утверждать, что она террористическая организация.

---

* Хизб ут-Тахрир. Вилаят Иордании. Премьер-министр Иордании угрожает тем, кто противодействует нормализации отношений с евреями // Сайт «Хизб ут-Тахрир». 2000. 5 сентября.

ИДУ

«Исламское движение Узбекистана» — террористическая организация, основанная в 1996 г. По классификации Госдепартамента США, она находится в списке наиболее опасных международных террористических организаций. Главной целью движения является создание исламского государства на территории Ферганской долины. В состав ИДУ вошли бывшие активисты запрещенных исламистских организаций Узбекистана: «Адолат уюшмаси» (Наманган), «Исламская партия Возрождения» (основана в 1990 г. в Астрахани, узбекский филиал — в январе 1991 г.), «Одамийлик ва инсонпарварлик» (Коканд), «Исламская партия Туркестана», «Ислом Лашкорлари» («Воины Ислама», Наманган) и др.

ИДУ известна как международная террористическая организация со штаб-квартирой в Афганистане, которая устраивает террористические акты не только в Узбекистане, но и в соседних с Узбекистаном республиках. Так, в 1990-е годы многие члены этой организации участвовали в гражданской войне в Таджикистане, более того, несмотря на подписание мирного договора между объединенной таджикской оппозицией (ОТО), на чьей стороне они воевали, и правительством Таджикистана, в августе 1999 г. они вторглись на территории северного Таджикистана и юга Киргизии.

Руководство ИДУ тесно сотрудничает с рядом международных и региональных исламистских организаций и движений, в первую очередь, с «Аль-Каидой», «Талибаном», «Хизб ут-Тахрир», «Ихван аль-Муслимун» и другими.

Узбекские радикалы установили также тесные отношения с сепаратистскими группировками в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) КНР, «Лобнорскими тиграми» и «Исламским движением Восточного Туркестана» (ИДВТ) *.

---

* http://www.muslimuzbekistan.com/rus/russian.html

Своей активностью в региональном масштабе ИДУ привлекло внимание международных спонсоров. Финансовая поддержка исходит, в основном, от пожертвований состоятельных представителей узбекской диаспоры (в Афганистане, Саудовской Аравии) и международных радикальных организаций, таких, как «Великий исламский Фронт», «Аль-Каида» и т. д.

Именно ИДУ, которое имеет тренировочные лагеря в Афганистане и Пакистане, обладает налаженной схемой финансирования, поддерживает тесную связь со многими религиозными сепаратистскими группировками региона, является наиболее возможным источником угрозы существующим конституционным строям в ЦА.

Партия исламского возрождения Таджикистана

ПИВТ сформировалась на базе Всесоюзной исламской партии Возрождения, возникшей еще на закате СССР, в июне 1990 года. На сегодня ПИВТ — одна из немногих легализованных политических партий религиозного характера в Центральной Азии. Более того, это единственная партия в регионе, которая представлена в парламенте.

Мирному сожительству с режимом президента Эмомали Рахмона предшествовала военная конфронтация. Как известно, ПИВТ активно участвовала в гражданской войне, и 21 июня 1993 г. Верховный суд Республики Таджикистан (РТ) вынес решение о запрете деятельности ПИВТ на территории республики. Однако, после подписания в Москве в июне 1997 г. мирного соглашения члены объединенной таджикской оппозиции (ПИВТ — основной институт ОТО) в результате введения так называемой квоты получили 30% министерских портфелей в правительстве Таджикистана. Таким образом, ПИВТ из маргинальной и запрещенной преобразовалась в легально действующую политическую партию.

Примечательно, что сегодня популярность ПИВТ растет отнюдь не за счет активной эксплуатации исламистских лозунгов, а посредством весьма умелого использования социальной риторики, что позволяет отбирать голоса у коммунистов и наращивать представительство в парламенте. На сегодня ПИВТ — единственная парламентская «оппозиция» (режим в Таджикистане, в общем, недемократичный, как в большинстве стран Центральной Азии, и не предполагает полноценного оппонирования «первому лицу»). ПИВТ оппонирует не столько лично Рахмону, сколько пропрезидентской Народно-демократической Партии Республики Таджикистан.

По мнению большинства аналитиков, после прошлогодней внезапной кончины лидера ПИВТ Саида Абдулло Нури (породившей немало неприятных для власти слухов) — достаточно сильной и неординарной личности — партия, скорее всего, утратит прежнюю мощь в плане влияния на умы избирателей. Косвенным подтверждением этого служит отказ нового лидера ПИВТ Мухиддина Кабири от участия в президентских выборах, прошедших в ноябре прошлого года.

Единомышленники Кабири — в основном сторонники «прозападной» ориентации, которые сосредоточились в столичном офисе партии. Их политическое кредо напоминает попытку иранского реформатора Хатами придать исламу лоск либерализма с сохранением глубоких восточных традиций. Европейски образованный, с широкими связями на Западе, Кабири в религиозных кругах Таджикистана, а также среди массы рядовых «исламских» избирателей не воспринимается в качестве духовного лидера организации. Вероятно, поэтому на парламентских выборах 2005 г. в Таджикистане он не смог одолеть своих оппонентов, а «Мажлиси Милли» (нижняя палата парламента РТ) прошел исключительно по партийному списку.

Сам Кабири аргументировал свой отказ от участия в президентских выборах РТ довольно пространным рассуждением: «После начала кампании борьбы с терроризмом и экстремизмом многие политические исламские силы попали под подозрение и включены в различные “черные списки”. ПИВТ не входит ни в один из этих списков, но для обычного обывателя, не специалиста, очень сложно разобраться в особенностях Партии Исламского возрождения либо “Хизб ут-Тахрира”»… (Усмонов, 2006, с. 10). Опыт Палестины показал, что после прихода к власти ХАМАС целое государство и нация оказались в состоянии блокады со стороны западных стран. И здесь возникает вопрос: а насколько соответствует интересам тех или иных государств и наций активизация и участие исламских политических сил в нынешних условиях? И не приведет ли активизация нашей партии к тому, что многие международные наблюдатели будут оценивать внутриполитическую ситуацию в стране как достаточно нестабильную?» (Усмонов, 2006, 10).

Как нетрудно заметить, характер аргументации выглядит, во-первых, «западно-ориентированным» и, во-вторых, политически прагматичным, а не «религиозно-фанатичным». Для Кабири главное — не торжество идей ислама в РТ, а то, как внутренние процессы в Таджикистане будут восприняты Западом.

Вероятно, здесь есть и элемент «прагматического лукавства» лидера ПИВТ. Дело в том, что критическое отношение к исламу в западном сообществе существовало и до его прихода к власти в партии. Однако это не мешало ПИВТ участвовать на прошлых парламентских и президентских выборах. Более того, оппозиционные партии, в частности, Демократическая партия Таджикистана (ДПТ) и Социал-демократическая партия Таджикистана (СДПТ) еще задолго до президентских выборов предлагали выдвинуть единого кандидата и очень рассчитывали на сотрудничество с ПИВТ. Если лидер ПИВТ так опасается неблагоприятного международного фона, единым кандидатом мог бы стать в этом случае представитель другой оппозиционной партии. Говоря о возможности подобной коалиции, Кабири, однако, довольно расплывчато заметил, что конкретных предложений от других партий не поступало.

В действительности существует как минимум два фактора, которые повлияли на решение Кабири не участвовать в президентской кампании ни прямо, ни косвенно.

Во-первых, выборы нового руководителя ПИВТ после смерти Саида Нури состоялись незадолго до президентских выборов, к тому же в условиях острой внутрипартийной конкуренции. И одним из условий избрания Кабири главой ПИВТ стал его отказ от участия в президентских выборах.

Во-вторых, ПИВТ никогда не была реальной оппозицией общенационального масштаба. Ее основная задача после заключения московского соглашения 1997 г. — интегрировать в политическую жизнь страны элиту Раштского региона, которая ранее, во время гражданской войны, практиковала вооруженный метод борьбы за власть. На последних двух парламентских выборах именно режим Рахмона помог ПИВТ набрать необходимые голоса для преодоления минимального барьера. И Кабири сознает, что без административного ресурса лично он, как парламентарий, мог бы рассчитывать лишь на немногие голоса избирателей в собственном регионе. За пределами Раштского региона ПИВТ пока что воспринимается многими как виновник разжигания гражданской войны, и это препятствует росту ее популярности. В свою очередь, данное обстоятельство делает Кабири весьма лояльным центральной власти.

Однако и Рахмон демонстрирует все большую заинтересованность в стабильных отношениях с политическим исламом. Если в 1990-е годы ПИВТ рассматривалась международным мусульманским сообществом как исламская партия, отстаивающая интересы мусульман РТ в борьбе с «коммунистическим режимом Рахмона», то в последние годы ситуация кардинально изменилась. Президент РТ заметно активизировал отношения с исламскими государствами, несколько раз совершил Хадж, демонстрируя свою принадлежность мусульманскому миру. Рахмон поддерживает таджиков Афганистана, конкурирующих с прозападным режимом Хамида Карзая, что положительно сказывается на его имидже в мусульманском сообществе. Стоит обратить внимание на особые отношения Рахмона и с президентом Ирана Махмудом Ахмадинеджадом, что всячески подчеркивалось во время визита в сентябре 2006 г. иранского лидера в Душанбе. Таким образом, заручившись поддержкой не только РФ, но и исламских стран, Рахмон пытается обезопасить свой режим от угрозы «цветной революции».

И стоит признать, что Рахмон, по крайней мере, добился того, что на сегодня ПИВТ является не потенциальным источником угрозы для режима, а наоборот, важным его элементом, политически интегрируя значительную часть населения, которая, в противном случае, могла бы так и остаться в фазе бесконечного военного противостояния с центральной властью.

Однако ясно, что излишняя лояльность ПИВТ режиму Рахмона может в будущем привести к радикализации иных национальных и региональных исламских движений (таких, как «Баян» и ИДУ), которые и ранее не были согласны с умеренной позицией ПИВТ по отношению к власти.

***

В данной работе не была поставлена цель охватить весь спектр исламских объединений описываемого региона, мы рассмотрели только наиболее значимые исламские социально-политичекие организации. Большой акцент был сделан на ПИВТ, так как эта партия является ярким примером конструктивных функций (в частности интегрирование той части населения, которая долгое время остается маргинальной) исламских институтов для народов центральноазиатского региона.

В своей речи в Массачусетском Технологическом Институте (США) духовный лидер исмаилитов Ага Хан IV отметил, что на социально-политическое, экономическое и культурное развитие бывших советских республик Центральной Азии оказывают влияние три идеологических течения: старая коммунистическая идеология, новые рыночно-капиталистические отношения и ислам (www.hal-pc.org/%7Eamana?mit.html). Ислам из этих трех идеологий является наиболее значимой для центральноазиатских обществ. В каждой республике существуют десятки объединений исламского толка, от культурных до политических. Ислам может стать элементом социализации и интеграции населения там, где и по сей день имеет огромное значение принцип локальной и региональной идентичности. Так, лидер исмаилитов Ага Хан IV (исмаилизм — характерное направление ислама для жителей Памира) утверждает, что ислам должен стать объединяющей идеологией для всех таджиков, невзирая на разность направлений (Там же).

Другая позитивная особенность некоторых современных течений ислама в ЦА заключается в том, что они пытаются противопоставлять фундаментальному исламу более либеральный. В первую очередь, стремятся адаптировать ислам к меняющейся на определенных исторических этапах социальной реальности. В «либеральном» исламе существует возможность развития в социально-историческом процессе. Его цель — сохранение и развитие элемента рационализма, возникшего в центральноазиатском обществе во время существования советской политической системы, который был тесным образом связан с политикой государственного атеизма.

Ислам играет важную адаптирующую к меняющимся политико-экономическим и социально-культурным условиям функцию для населения ЦА. Более того, эти качества сохраняются и при перемене социального пространства. Так, ислам является одним из важнейших факторов адаптации таджикских иммигрантов в Санкт-Петербурге, несмотря на их тяжелые жизненные и трудовые условия (см.: Usmonov, 2006, с. 56).

Как уже отмечалось выше, новые миграционные поправки в законодательство РФ приведут к депортации и репатриации значительного количества граждан центральноазиатских республик. Трудно предсказать, как это обстоятельство повлияет на внутреннюю ситуацию в республиках, которые еще не окрепли от глубокого экономического кризиса. В интересах России помогать правительствам центральноазиатских республик, чтобы в этом обществе развивались позитивные и стабилизационные функции ислама вместо его радикализации. Ведь с одной стороны, Россия импортирует большое количество трудовых ресурсов из этого региона. С другой стороны, Россия, как региональная сверхдержава, не раз заявляла о стратегической значимости данного региона для собственных интересов. Смена политической элиты неконституционным путем на постсоветском пространстве, как показывает практика, серьезно угрожает национальным интересам России.

Литература:

Абдольхофф К. (дис.) Исламский фактор в политических процессах в постсоветской Центральной Азии. СПб., 2002.

Бабаджанов Б. Исмаилизм: традиции и современность // Центральная Азия и Кавказ. 2000. № 2 (8).

Бекмаханова Н. В глубь казахских степей. Волны колонизации в Центральной Азии. htpp://archipelago.ru/ru_mir/rm-diaspor/russ/wave-colonization/

Гидулянов П. Отделение церкви от государства. М., 1926.

Демидов С. Суфизм в Туркмении. Эволюция и пережитки. Ашхабад: Ылым, 1978.

Ислам. Энциклопедический словарь. М.: Наука.1991.

Ильхамов А. Археология узбекской идентичности // Этнический атлас Узбекистана. Ташкент. 2002.

Кологов И., Балуев С. Запад: новые измерения национальной и международной безопасности. М. 1979.

Кустова М. Международная научная конференция «Конституционные реформы в государствах–участниках Содружества Независимых Государств» // Правоведение. 1993. № 4. htpp://www.law.edu.ru/article.asp?magID=5&magNum=4&magYear= 993&articleID=144221

Логофет Д. Бухарское ханство под русским протекторатом. СПб., 1911, Т. 2.

Тибби Б. Политизация религии. Политика безопасности под знаком исламского фундаментализма // Internationale Politik. Религия и политика (рус. изд.). Бонн. 2000. Февраль.

Усмонов И. Сулхнома. Душанбе: Ирфон 2001.

Усмонов Ф. Исламисты могут быть либералами // Дело. 2006. 18 декабря. http://www.idelo.ru/446/15.html

Фиерман У. О «национализации» узбеков. htpp://www.ferghana.ru/club/4printer.php?id= 938&mode=none

Халфин Н. (отв. ред.) Записки о Бухарском ханстве. М. Наука, 1983.

Хизб ут-Тахрир. Вилаят Иордании. Премьер-министр Иордании угрожает тем, кто противодействует нормализации отношений с евреями // Сайт «Хизб ут-Тахрир». 2000. 5 сентября.

Hagayeghi M. Islam and Politics in Central Asia. New York, 1992.

Usmonov F. International Migration to St. Petersburg. A case study of Tajik immigrants. Joensuu, 2006.

http://www.hal-pc.org/%7Eamana?mit.html

http://www.muslimuzbekistan.com/rus/russian.html

 

 

Ф. И. Усмонов

 

Tweet