Мы присутствуем при историческом моменте пробуждения, казалось, давно пережитых комплексов европейских народов. И в переговорах немецких высокопоставленных офицеров мы слышим весьма ощутимое эхо Сталинграда, и в заявлениях Макрона – шум и плеск потревоженной ноябрьской Березины.
Непрекращающийся батхерт
Арнольд Тойнби, кажется, в книге «Цивилизация перед судом истории» с сожалением – он англичанин – признавал, что, возможно, Россия не так уж и не права, что исподлобья смотрит на своих европейских (и не только европейских) соседей. Честный, хоть и британский ученый, был вынужден согласиться: на протяжении всей истории на Россию нападали гораздо чаще, чем она на кого бы то ни было. Да и «нападения» России в абсолютном большинстве случаев были связаны с обеспечением собственной безопасности, а не чисто захватническими войнами по европейской модели. Такие тоже случались – не будем идеализировать русских, - но не так часто и кроваво, как европейская экспансия.
Так вот, за тысячелетнюю историю России каких только ног ни топталось на ее земле: и тюрко-монгольские, и романо-германские, и англосаксонские, и персидские. Россия – так случилось – окружена всеми цивилизационными типами. С некоторыми из них у Москвы получалось договариваться, с некоторыми (прежде всего теми, кто не считал Москву равной стороной для переговоров – а это, конечно, Европа) договариваться не получалось, приходилось воевать. Французы, которых в России начиная с XVIII века любят, если не сказать боготворят, не избежали этой участи. Наиболее громкой французской кампанией против России была, разумеется, военная операция, которая получила в российской историографии название Отечественной войны 1812 года.
Не будем вдаваться в детали – об этой войне написаны тысячи томов и российскими, и французскими историками, скажем лишь, что болезненные уколы французской исторической памяти продолжаются и по сей день. Так бывает, народ и его лидеры до поры до времени как бы усыпляют свои психологические травмы, погружают их в анестезию дипломатии и дискурса о мире во всем мире, но любой народ, даже такой деградировавший в постмодернистском угаре как французский (или немецкий, или финский), никогда – мы подчеркиваем! – никогда не забудет, как русский кулак щупал их рыло на Березине, под Сталинградом или в красивых карельских лесах. Эта память оседает глубоко-глубоко в национальном архетипе и передается с молоком и колыбельными матерей. Ни дипломатическое сближение России и Франции во времена Антанты, ни де Голль с его сопротивлением, ни друг Ширак – ничего из этого никогда не вытравит из галльского сердца жесточайшую обиду, которую нанес им варварский (именно так: Талейран называл Александра I единственным цивилизованным человеком в России) русский народ.
Франция – родина круасанов и русофобии
Макрон с его заявлениями, поразившими российских франкофилов до глубины души, возник не на пустом месте. Неизжитые травмы галльского петуха породили мощнейшую русофобскую волну, которая на протяжении всего XIX и значительной части XX веков являлась преобладающей в интеллектуальном французском дискурсе. Да, да, основы русофобии, ее фундаментальные основания – это не Гитлер сочинил, и даже не англосаксы (хотя и те, и другие существенно ее «обогатили»). Русофобию системно и с некоторым изяществом, присущим наследникам Вольтера, придумали именно французы. Адольф де Кюстин, Виктор Гюго, Жюль Мишле (этот историк сравнивал русских с насекомыми), Гюстав Доре (художник изображал русских вечно пьяными, лишенными человеческого облика тварями) и многие другие, дорогие русским интеллигентам имена, - это русофобы, причем химически чистые и эталонные.
Русские могут воскликнуть: но за что нас так не любят? За Бородино, за Березину? Но ведь они первые начали! Потом-то мы хотели с ними дружить! Мы так любим их культуру, литературу, язык! Увы, но русские не понимают: для французов, немцев, испанцев, шведов, финнов, поляков, етс, русские – это аномалия. Это варвары и папуасы, которые неожиданно и не иллюзорно навешали им дюлей в десятках военных столкновений. Это противоречит базовым установкам европейцев, ведь они готовы простить друг другу: французы немцам, немцы англичанам, финны шведам, етс, потому что допускают равный статус между собой, хоть и с оговорками. Никакие русские равного статуса с европейцем не имели и иметь не будут никогда.
Как пепел Клааса стучит в сердце Тиля Уленшпигеля, так и ноябрьский холод Березины сжимает по сей день ледяной лапой каждое французское сердце. Вспомните выдающееся полотно Питера фон Хесса «Переправа через Березину», вспомните этих французских гвардейцев, любимцев императора, в тонких щегольских шинельках по пояс в холодной воде; а вокруг белый хаос, лютует генерал Мороз и русские казаки. Пятьдесят тысяч Жанов, Франсуа и прочих Антуанов не вернулись к мамам и невестам в Шаранту и Жиронду. Слово «Bérésina» в прекрасном французском языке стало синонимом таких слов, как «катастрофа», «трагедия», «провал». Конечно, галлам очень хочется отомстить русским варварам, этим темным азиатским ордам. И вот уже вместе с Макроном 27% французов в целом поддерживают идею о французских войсках на Украине. 27%! Это очень много. При умелой пропаганде (с этим проблем не будет) эта цифра вскоре вырастет до 35-40%.
И тогда… тогда круг истории замкнется, а полноводная Березина – приток Днепра – разомкнется, готовая принять в свои илистые ложа новые тысячи французов, которых не дождутся их мамы и невесты (или женихи, Франция страна авангардная). История учит только тому, что ничему не учит. Увы, мы в очередной раз видим подтверждение этому тезису.
Федор Кирсанов
Tweet