8 ноября 1923 года никому не известный доселе лидер крошечной партии в один день стал национальной знаменитостью. Вот так жадные творцы Версаля, завязывали узлы будущей европейской трагедии.
Сто лет назад, как и сейчас, Германия переживала неспокойные времена. Поражение в Первой мировой и унизительный Версальский договор стали источником нестабильности и общественных брожений в молодой Веймарской республике. Закончившиеся в ноябре 1918-го фронтовые сражения перенеслись на улицы немецких городов. И хотя Ноябрьская революция, покончившая со Вторым рейхом, была не столь масштабна, как российская Октябрьская, но зато ее относительная умеренность с лихвой компенсировалась последовавшими годами борьбы за власть разных политических сил новой Германии.
Почти сразу после свержения кайзера начала вызревать «угроза слева», создаваемая теми, кто стремился расширить революционные завоевания. В Берлине развернул боевые действия Союз Спартака, ориентировавшийся на опыт российских большевиков. В консервативной Баварии пару недель просуществовала настоящая советская республика с Красной армией и ЧК. А для подавления рабочих выступлений в Руре правительству президента Фридриха Эберта пришлось задействовать рейхсвер с артиллерией.
Сильна была и «угроза справа» – многие представители «старого мира» в штыки восприняли идущие в стране перемены. Военные вместе с частью консервативного чиновничества под руководством генерала Люттвица и бывшего консервативного депутата рейхстага Вольфганга Каппа предприняли в 1920-м попытку свергнуть правительство президента Фридриха Эберта. Организаторы путча считали, что правительство прилагает слишком мало усилий для избавления армии от ограничений, наложенных на нее Версальским договором. Однако, заняв несколько центральных кварталов в Берлине, бунтовщики не встретили широкой общественной поддержки и отступили.
Финальной точкой в череде бунтов первых лет Веймарской республики стал Пивной путч нацистов. Он не был самым крупным выступлением эпохи и на первый взгляд не был и самым опасным для действующей власти. В отличие от восстания Союза Спартака, столкновения были краткосрочными и проходили не в центре столицы, а в отличие от путча Каппа–Люттвица, в нем на стороне мятежников не участвовали части регулярной армии. И уж, конечно, он был куда малочисленней выступлений рабочих в промышленных районах Германии.
Тем не менее именно Пивной путч стал центральным действом послевоенной турбулентности веймарского периода. Конечно, многое в таком статусе определили последовавшие исторические события. Первая неудачная попытка нацистов прийти к власти стала важнейшей датой в календаре Третьего рейха. Возвышенно-траурные торжества воплощали весь спектр мемориальных практик гитлеровского руководства. Как и убитый коммунистами боец штурмовых отрядов СА Хорст Вессель, 16 погибших в Мюнхене нацистов стали в Третьем рейхе считаться «мучениками».
После Второй мировой Пивной путч стараниями историков превратился в первый показательный случай, когда нацисты громко заявили о себе. Серьезная неудача стала поводом для Адольфа Гитлера основательно пересмотреть тактику политической борьбы. Вместо революционного «марша на Берлин» был избран курс на полноценное участие НСДАП в парламентской борьбе Веймарской республики. Политических противников нацисты решили переголосовать, а не перестрелять. НСДАП, да и сам Гитлер, пришедшие к власти в 1933-м, сформировались во многом именно по итогам мюнхенского провала. После Пивного путча НСДАП из кружка революционеров-заговорщиков начала превращаться в массовую партию, стремящуюся заменить собой весь государственный аппарат и вобрать в себя целое общество, сложное и многообразное.
Триумвират против Гитлера
Как и другие антиправительственные выступления, Пивной путч зародился на фоне недовольства немецкого общества и части элит своим положением в первые годы после Первой мировой войны. Картина той безрадостной повседневности хорошо знакома современным читателям благодаря литературе «потерянного поколения». Гиперинфляция, экономический кризис, ощущение национального унижения – все это подпитывало настроения реваншизма, находившие выход в уличных акциях.
Низшей точкой падения Веймарской республики стала оккупация франко-бельгийскими войсками Рурской области в начале 1923-го – таким был ответ на проволочки немецкого правительства с выплатой репараций. Не имея реальной возможности сопротивляться «диктату Версаля», Берлину пришлось принять все требования Антанты и пообещать впредь не затягивать с платежами.
Все это подрывало авторитет правительства президента Эберта. На фоне его лихорадочных попыток навести в стране порядок баварские элиты, не так давно успешно подавившие на своей территории «советский эксперимент», решили разыграть сепаратистскую карту. Триумвират местных высших чиновников в составе генерального комиссара Густава фон Кара, начальника седьмого (мюнхенского) военного округа Отто фон Лоссова и начальника баварской полиции Ганса фон Зайселя саботировал ряд распоряжений из Берлина и, по некоторым данным, негласно обсуждал планы едва ли не открытого противостояния тамошнему правительству.
Впрочем, вряд ли политики в Мюнхене имели столь далеко идущие планы. Проект независимой Баварии или вариант ее объединения с Австрийской республикой оставались уделом салонных дискуссий, не имевших реальных перспектив. Проявляя строптивость, баварские элиты скорее рассчитывали на укрепление собственного авторитета внутри Германии, который мог бы конвертироваться в усиление их влияния в масштабе всей страны.
Однако планы, вызревавшие в высоких кабинетах баварской столицы, радикально разошлись с теми, что обсуждались в ее пивных. Одним из тех, кто увидел в конфликте Баварии и Берлина шанс для политического рывка вперед, стал лидер НСДАП Адольф Гитлер. Задуманный по аналогии с муссолиниевским «маршем на Рим», нацистский поход на столицу должен был разжечь пламя «национальной революции» по всей Германии. На смену некомпетентным чиновникам-соглашателям предполагалось привести «здоровые силы», способные вытянуть страну из кризиса.
Планы Гитлера, само собой, были встречены баварским руководством прохладно. Нацистов и подобные им националистические группировки терпели, чтобы создать в глазах Берлина иллюзию массовой поддержки. Но чем настойчивее Гитлер твердил о революции, тем больше официальный Мюнхен от него дистанцировался. Отчасти нацистов и баварское правительство связывала фигура популярного героя войны, генерала Эриха Людендорфа, который хотя и не призывал открыто к свержению власти (впрочем, активно ее критикуя), но кулуарно давал понять, что не прочь принять участие в подобной авантюре.
Развязка наступила 8 ноября 1923 года. Поняв, что инициативу пора брать в свои руки, Гитлер со сторонниками ворвались на собрание в мюнхенской пивной Бюргербройкеллер и силой оружия, а также благодаря авторитету подоспевшего некоторое время спустя генерала Людендорфа принудили Кара, Лоссова и Зайселя объявить о «походе на Берлин». Однако этот альянс незамедлительно рассыпался, стоило Гитлеру покинуть здание пивной. Баварские руководители, ускользнув от охраны, поспешили привести полицию и армию в полную боевую готовность и заверить Берлин в своей лояльности. Попытка Гитлера и Людендорфа пойти ва-банк и начать выступление самостоятельно, надеясь на силу авторитета прославленного полководца, закончилась перестрелкой с полицией на Одеонсплатц, одной из центральных площадей Мюнхена. Гитлер получил контузию и был арестован. Генерал Людендорф не пострадал и даже был полностью оправдан на последовавшем судебном процессе.
Ноябрьские уроки
После Пивного путча политическая жизнь Веймарской республики на время успокоилась. Введение рентной марки обуздало инфляцию. Антанта смягчила репарационную политику. Германия начала получать крупные кредиты, главным образом из США. Наступил короткий период «золотых двадцатых», с которыми покончил только мировой экономический кризис 1929-го.
Исторические уроки Пивного путча многообразны. Пожалуй, главный из них состоит в пагубности практики заигрывания с радикальными силами ради достижения сиюминутных политических результатов. НСДАП образца 1923 года, даже несмотря на рост популярности среди бюргеров, выглядела маргинальным движением регионального уровня. Ораторские способности Гитлера в ту пору заметно опережали его навыки политика. Баварские государственные мужи видели в нацистах попутчика, от которого при желании можно будет легко избавиться.
Провал путча, как могло показаться сначала, подтверждал их точку зрения. По меркам той эпохи, жизни четырех полицейских, погибших при подавлении выступления нацистов, были приемлемой ценой для политической ошибки. Однако подобная недооценка вместе с недальновидностью не только обеспечили политическое выживание НСДАП, но и позволили Пивному путчу стать новым началом для гитлеровской партии, вместо того чтобы оказаться жирной точкой в истории нацистского движения.
Другой урок заключается в потенциальной способности политических сил, в том числе и маргинальных, меняться и подстраиваться к новым условиям. После Пивного путча Гитлер выступал за парламентские методы борьбы с той же ожесточенностью, с какой прежде требовал революции. В итоге именно этот путь оказался для нацистов успешным. Вопреки распространенному заблуждению НСДАП не пришла к власти в результате свободных выборов. Однако ее объективно высокий уровень поддержки стал обстоятельством, сыгравшим на руку нацистам в ходе закулисных переговоров с камарильей престарелого президента Пауля фон Гинденбурга в январе 1933-го. Как и десятью годами ранее, респектабельные немецкие политики и чиновники полагали, что легко справятся с выскочками-плебеями, которым предстояло обеспечивать видимость народной поддержки очередного правительственного кабинета.
Свою ошибку истеблишмент осознал слишком поздно. Никто из его представителей не оказался готов к встрече лицом к лицу с разрушительной динамикой национал-социализма. Тем из них, кому повезло больше, предстояло уйти в тень новой немецкой политики или отправиться на пенсию. Другие были уничтожены во время «Ночи длинных ножей» 1934 года или сгинули в концлагерях. Среди жертв нацистских чисток был и Густав фон Кар, совладавший с нацистами в Мюнхене в 1923-м.
Современная немецкая политика, конечно, сильно отличается от того, что происходило в Веймарской республике. Однако в последнее время в ней проявляются черты, напоминающие картины столетней давности. Политическое руководство не поспевает за кризисными явлениями, усиливаются ранее малопопулярные оппозиционные политические движения, а само немецкое общество выглядит дезориентированным. До недавнего времени выученные в годы Веймарской республики уроки подкреплялись экономическим благополучием. Сегодня возможности немецкого правительства заливать проблемы деньгами существенно сократились.
Очередная годовщина Пивного путча – повод для немецких элит осмотреться вокруг и трезво оценить собственные силы. Тревожный звонок ноября 1923-го затерялся на фоне предшествовавших ему потрясений и, с другой стороны, последовавших за ними относительно благополучных лет. Как показала история, недооцененная угроза может возникнуть спустя десятилетие в новом качестве и масштабе. До такого лучше не доводить.
Артём Соколов, научный сотрудник Института международных исследований МГИМО
Откуда появился Гитлер
За произошедшим сто лет назад в Мюнхене закрепилось устойчивое название «Пивного путча». В этом сквозит насмешка и пренебрежение. Ничего смешного в выступлении немецких националистов 8 ноября 1923 года, однако, не было. Имя Адольфа Гитлера, неизвестного до тех пор никому лидера крошечной националистической партии, в один миг стало известно всей Германии. И несмотря на тюремные сроки, его друзья-партийцы получили признание всей страны. Почему? Неужели народ Германии и правда сошел с ума настолько, что поверил какому-то истеричному клоуну?
Самые серьезные авторы, писавшие о Гитлере, предостерегали от легкомысленного отношения к этому человеку. Гитлер совсем не был шутом. Так, известный немецкий публицист Себастьян Хаффнер пишет: «Гитлера всегда недооценивали. Наибольшей ошибкой его противников было то, что они хотели сделать его мелким и смешным. Он не был мелким и смешным. Гитлер был очень нехорошим человеком. Великие люди часто бывают нехорошими. А Гитлер также был, что не следует превратно истолковывать, со всеми своими ужасными особенностями весьма великим человеком, как это снова и снова проявлялось в смелости его предвидения и в остроте его инстинктов в последующие десять лет» (С. Хаффнер «От Бисмарка к Гитлеру»).
О том же пишет Иоахим Фест, автор лучшей, по общему мнению, биографии Гитлера: «если бы Гитлер умер в 1938 году, его рассматривали бы как самого значительного государственного деятеля в истории». Ллойд Джордж после встречи с Гитлером назвал его самой значительной личностью в европейской политике со времен Наполеона и самым великим немцем ХХ века: он «смог сплотить в единую и сплоченную нацию католиков и протестантов, предпринимателей и рабочих, бедных и богатых». Таково мнение самых серьезных политиков того времени и самых проницательных авторов настоящего.
И само появление Гитлера на политической арене сто лет назад отнюдь не выглядело смешным. Однако давайте с самого начала.
Версальский договор, который угрозами блокады и голода вынудили подписать Германию, стал для нее сущим кошмаром. Германии предстояло выплатить победителям 132 миллиарда золотых марок – неслыханная сумма, вдвое превышающая национальный доход страны за довоенный 1913 год. Кроме того, лишенную армии, торгового флота и колоний Германию обязали большую часть своих производственных мощностей выделять на строительство кораблей для союзников и добычу угля для Франции.
В следующем году Веймарское правительство, изыскивая резервы для выплаты репараций, решает обложить крайне высоким налогом крупный немецкий капитал. В результате капиталы (через так называемую западную дыру, услужливо предоставленную банками), хлынули из страны.
К этому времени Рейхсбанк уже будет дышать на ладан. 31 августа 1921 года Германия выплатит свой первый миллиард в золотых марках, в результате чего курс марки мгновенно упадет с 60 до 100 марок за доллар. К концу 1922-го цены превысят довоенный уровень в 1475 раз. В таких условиях Германия более не сможет выплачивать свой чудовищный долг.
Ее критическим положением тут же воспользуется Франция и, обвинив Германию в нарушении обязательств, в январе следующего года оккупирует Рур, индустриальное сердце страны. Оккупация Рура открывала перед Францией огромные перспективы: ее тяжелая промышленность получала уголь и кокс, а эльзасские текстильные фабрики – германские рынки. Франция превращалась в экономического и политического гегемона Европы.
Лишенная же армии Германия не могла оказать агрессорам никакого сопротивления. А попытки «пассивного сопротивления» жестоко пресекались французами: 31 марта 1923 года была расстреляна мирная манифестация рабочих в Эссене. Всего же в ходе оккупации было убито и расстреляно до 400 человек.
Оккупации Рура и без того агонизирующая экономика Германии пережить не смогла. Немецкая марка понеслась в пропасть: в ноябре 1923 года золотая марка стоит уже триллион бумажных; одно яйцо – восемь миллионов марок. Безработица утроилась, уровень детской смертности достиг 20%. Вмиг обнищавшее население страны вернулось в состояние отчаянного голода, который уже пережило в 1918-1919 годах, когда Германию вынудили к подписанию Версальских соглашений. Тогда голод унес сотни тысяч жизней.
И вот теперь Германия вновь лежала посреди Европы обессиленной жертвой. На богатую добычу стаей коршунов ринулись тысячи спекулянтов из Америки и с востока Европы. Процентные ставки ростовщиков растут на 35% в день. Любой жулик, имеющий в кармане тысячу-другую долларов, мог совершить в это время неслыханные сделки. Так, некий Ричард Кан, сколотивший состояние на послевоенной ликвидации винных складов, купил крупнейший государственный военный завод Германии Deutsche Werke по цене металлолома. Подобное происходит по всей стране.
Но это было еще не самое страшное. В «красных районах» страны активизируются боевики Коминтерна, а по окраинам – сепаратисты. Германия оказывается на грани полного развала и революционного хаоса.
Войдя в Рур, французы развернули кипучую деятельность по дальнейшему расчленению страны. Идея заключалась вот в чем: отделив от протестантского севера католические земли Германии, создать от Австрии до Нижнего Рейна блок буферных лимитрофных государств. При этом Рейнская область должна была превратиться в Рейнскую республику, а Бавария – в католическую монархию под патронатом Франции.
В это же самое время отметить шестую годовщину Октябрьской революции в России намеревался Коминтерн. Коммунисты, воспользовавшись кризисом, хотели поднять всегерманское восстание, для подготовки которого в Германию были засланы эмиссары Огюст Гуральски и Матьяш Ракоши. Центром восстания должна была стать Саксония, где к власти в марте 1923-го пришли социал-демократы и коммунисты. С помощью местных властей боевики намеревались овладеть необходимым количеством оружия. В начале восстания Ракоши должен был взорвать железнодорожный мост, соединяющий Саксонию с Чехословакией, вызвав тем самым вмешательство чехов и усилив хаос в стране. Одновременно на помощь немецким коммунистам готовилась прийти Красная армия.
Но германские власти неожиданно продемонстрировали быстроту и решительность. Тринадцатого октября правительство Штреземана вводит в Саксонии чрезвычайное положение. Планы коммунистического переворота рушатся. Лишь в Гамбурге 23 октября коммунисты поднимают восстание. Но полиция с рейхсвером встречают удар, и через 30 часов уличных боев Гамбург зачистили от боевиков.
Но одновременно с активизацией большевиков Франция готовится привести в действие свой план по отделению Баварии. Объявить о независимости, согласно плану, должен в союзе с французами Густав фон Кар.
В конечном счете именно против осуществления этого плана и было поднято восстание маленькой националистической партией в Мюнхене. Восстание было расстреляно полицией. Но все, кто следил тогда за ситуацией в Германии, прекрасно понимали, что стояло тогда на кону.
Что если бы Кару и французам их план удался? В этом случае следующим актом германской драмы стал бы, скорее всего, распад и последующая большевизация страны. Но если бы Германия, вслед за Россией, упала в руки коммунистам, что ожидало бы тогда Европу? Не нужно быть пророком, чтобы понять: следующим, под давлением извне и натиском собственных большевиков, пал бы Париж. Что, в свою очередь, означало начало коммунистического хаоса по всей Европе.
Все это, разумеется, прекрасно видели не только в Германии. Так что масштабная реакция против французской авантюры уже поднималась по всей Европе.
Однако первой на попытку развала страны среагировала маленькая партия немецких националистов в союзе с ветеранской организацией Kampfbund. Заговорщики хотели арестовать Кара, затем свергнуть президента и объявить национальное правительство. Путч повалился. Армия, как надеялись путчисты, на их сторону не перешла. Более двадцати демонстрантов были убиты в стычке с полицией, главные заговорщики – схвачены и осуждены за государственную измену.
Однако кое-что и совсем немало путчистам все-таки удалось: планы сепаратистов и их французских кураторов по расчленению страны были таким образом сорваны. Германия была спасена от развала. И в глазах немецкого народа люди, совершившие это, стали национальными героями.
Вот что на самом деле лежало в основании симпатий немецкого народа к национал-социализму. Вот так никому не известный доселе лидер крошечной партии стал в один день национальной знаменитостью. Вот так жадные творцы Версаля, безумный французский политический авантюризм, беззастенчивое ограбление страны иностранными банкирами и ростовщиками, плюс кровавые мечты большевиков о «красных штатах Европы» завязывали узлы будущей европейской трагедии. Так часто бывает в истории: начинаясь как что-то правильное, это в итоге обращается кошмаром.
Владимир Можегов
Tweet