Принято считать, что плохое состояние экономики – один из ключевых факторов, создающих питательную среду для терроризма. Современные исследования доказывают: эта взаимосвязь гораздо сложнее, чем кажется.

О том, что на путь террора людей толкают бедность и безработица, регулярно говорят руководители северокавказских регионов. Этот тезис, судя по всему, не отвергают и федеральные российские власти. «Ситуация непростая, об этом свидетельствуют и последние события – совершенные теракты. Но наши планы по развитию Северного Кавказа, по развитию экономической, социальной сфер тем более являются актуальными», – говорил премьер Владимир Путин на недавнем совещании, посвященном стратегии развития округа до 2025 года.

По данным МВД, только с начала текущего года на Северном Кавказе было совершено 489 преступлений террористического характера. При этом входящие в округ республики испытывают серьезные экономические проблемы. По крайней мере, об этом говорит официальная статистика. Нигде в России больше нет такой высокой безработицы: она превышает половину экономически активного населения в Ингушетии и 41% – в Чечне. В Ингушетии к тому же самые низкие по российским меркам средние доходы: в июне они достигали 7,6 тыс. рублей на душу населения, что в 2,5 раза ниже, чем в среднем по стране. Конечно, северокавказской статистике можно доверять лишь с определенными оговорками, учитывая большую роль неформального, да и просто теневого сектора в экономике. Тем не менее, проблемы, безусловно, существуют и стоят больших денег. По словам премьер-министра, регионы Северного Кавказа получили за десять лет финансирование в размере 800 млрд рублей. А по подсчетам полпреда президента Александра Хлопонина, общий объем финансирования уже одобренных проектов по развитию округа с учетом частных инвестиций составляет примерно 600 млрд рублей.

Слово науке. Однако насколько состоятелен тезис о взаимосвязи социально-экономических проблем и террористической угрозы? К сожалению, российская наука не может предложить подкрепленного аналитическими выкладками ответа на этот вопрос. Зато исследования на эту тему проводились за рубежом. Значительная их часть основана на материале, собранном о террористических организациях Ближнего Востока.

Это может показаться удивительным, но все большее число ученых приходят к выводу, что прямой, непосредственной корреляции между социально-экономическими условиями (в частности, бедностью и низким уровнем образования) и распространенностью терроризма не существует. Еще в 2002 году к такому выводу пришли Алан Крюгер из Принстона и Житка Малекова из Карлова университета в Праге. Исследователи проанализировали информацию о 129 боевиках, участвовавших в вооруженной деятельности организации Хезболла и погибших в конце 1980-х – начале 1990-х годов в Ливане. Набор данных включал возраст боевиков на момент смерти, уровень образования, имущественное положение, регион постоянного проживания и семейный статус. Авторы работы сопоставили их со статистикой по аналогичной возрастной группе населения Ливана в целом и пришли к любопытным выводам. Во-первых, тезис о том, что ряды шахидов пополняются из самых бедных слоев населения, не подтвердился. Среди 129 террористов к малообеспеченным можно было отнести 28%, в то время как доля ливанцев, живших в то время за чертой бедности, достигала 33%. Правда, Алан Крюгер и Житка Малекова не сочли разрыв в 5 процентных пунктов статистически значимым. Использование взвешенных показателей подтвердило более достоверно: между уровнем бедности жителя Ливана и вероятностью его вступления в военные группы Хезболлы существует обратно пропорциональная связь. А именно, увеличение уровня бедности на 30 процентных пунктов дает 10% снижения участия в террористической деятельности. Затем исследователи скорректировали выборку, ограничившись только данными о населении Ливана в шести регионах, где преобладают мусульмане-шииты. И здесь их первоначальный вывод нашел даже более яркое подтверждение: снижение уровня бедности в этой группе на 30 процентных пунктов имело результатом уже 15-процентное увеличения участия в террористической организации.

Во-вторых, среди террористов оказалось больше людей, учившихся в средней школе или закончивших ее, чем среди обычных ливанцев того же возраста. Боевики были в основном очень молоды (многие погибли, не дожив даже до 20 лет), а среди молодежи уровень образования выше. Взвешенные данные показали, что прирост образованности на 30 процентных пунктов (учитывая посещение средней школы или вуза) означает 8-процентное увеличение вступления в Хезболлу. Впрочем, это неудивительно, если учесть, что примерно каждый пятый боевик обучался в образовательных учреждениях, поддерживаемых этой организацией.

По разным причинам Алан Крюгер и Житка Малекова призывают не делать поспешных выводов из их расчетов. В частности, они признают, что данные о террористах были неполными. Например, судить об их материальном положении приходилось по косвенным признакам (таким, как род занятий родителей). Кроме того, данные об участниках Хезболлы, которая преимущественно действовала как движение сопротивления, могут быть нерепрезентативными для других организаций, более сфокусированных на терроризме. Однако исследователи подчеркивают, что результаты их изысканий как минимум не подтверждают широко распространенную точку зрения, согласно которой бедняки и малообразованные люди более склонны к участию в террористических группировках.

Косвенно ее опровергают и результаты опросов общественного мнения, проведенных Палестинским центром политических и социологических исследований в 1994 и 2001 годах. В обоих случаях выяснилось, что образованные палестинцы более склонны одобрять террористические атаки на израильские объекты. Кроме того, первое исследование показало, что сторонников таких действий оказалось больше среди студентов, торговцев, крестьян и представителей интеллектуальных профессий, нежели среди безработных. Алан Крюгер и Житка Малекова также ссылаются на отчет сотрудницы благотворительной миссии ООН Нассры Хасан, которая в 2001 году проинтервьюировала 250 палестинцев, входивших в военизированные подразделения, а также их близких. «Вновь и вновь они говорили мне: израильтяне унижают нас. Они оккупировали нашу землю и отрицают нашу историю», – цитируют ее исследователи. Преодоление бедности и введение всеобщего среднего образования едва ли смогут переменить эти чувства. Напротив, вполне возможно, что состоятельные и хорошо образованные люди переживают подобные эмоции более остро.

Не числом, а умением. Попытки определить степень и характер зависимости террористической активности от экономических условий в научной среде продолжаются. Но теперь ученые стараются вскрыть более тонкие и сложные взаимосвязи. Пример тому – недавнее исследование, проведенное Эфраимом Бенмелехом из Гарварда совместно с Эстебаном Клором и Клодом Берреби из Еврейского университета в Иерусалиме. Они задались следующим вопросом: если наука не подтверждает корреляцию между состоянием экономики и количественными характеристиками терроризма, то, возможно, бедность и сопровождающие ее проблемы способны влиять на его «качество»? Житейская логика подсказывает, что такая взаимосвязь должна быть. Ведь, когда дела в экономике идут хорошо, террористическим организациям приходится набирать рекрутов из числа малоспособных людей, которые не могут найти работу даже при благоприятных условиях. Проще говоря, «лузеров». А в условиях падающей экономики не у дел остаются и вполне сообразительные люди, поэтому у террористов увеличиваются возможности для вербовки более перспективных «кадров». Количество терактов в результате не возрастает, зато способные рекруты совершают их более «качественно».

Чтобы проверить свою гипотезу, ученые проанализировали подробные данные о 157 палестинских террористах-смертниках, совершивших или попытавшихся совершить атаки на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа в период с сентября 2000-го до декабря 2006 года. Особое внимание они обращали на возраст террориста, уровень его образования, величину населенного пункта, ставшего местом предполагаемого или совершенного теракта, расстояние, пройденное террористом от постоянного места жительства до цели атаки, а также число жертв – убитых и раненных в результате теракта. Стоит отметить, что в выборке присутствовали 39 «пойманных» террористов – в эту группу были включены те, кто по тем или иным причинам провалил задание (был задержан или убит израильскими спецслужбами, подорвался, не дойдя до цели атаки, или в последний момент оказался морально не готов совершить теракт). Как и в исследовании Алана Крюгера и Житки Малековой, данные о террористах сопоставлялись со статистикой о населении и экономике Палестинской автономии. А именно, были изучены данные об уровне безработицы в целом по экономике и среди мужчин в возрасте от 18 до 35 лет, а также показатели неравенства доходов по месту жительства террористов.

Даже самое поверхностное изучение имевшихся данных позволило Эфраиму Бенмелеху, Эстебану Клору и Клоду Берреби подтвердить правоту предыдущих исследователей: уровень образования среди террористов в среднем выше, чем среди палестинцев в целом. 31% смертников, представленных в выборке, к моменту теракта являлись студентами вузов либо уже имели законченное высшее образование. Исследователи определили для себя критерии «качества» террориста, в который вошли уровень образования, предыдущий опыт террористической деятельности и возраст (зрелость).

Дальнейшие изыскания привели исследователей к следующим выводам. Во-первых, более высокий уровень безработицы – как среди населения в целом, так и среди выделенной возрастной группы – сопутствует появлению более образованных, опытных и зрелых террористов. Количественные оценки показали, что увеличение безработицы на 1 процентный пункт повышает вероятность того, что смертник, который совершит атаку в следующем квартале, будет иметь определенный уровень академического образования на 1,38 процентного пункта, что он будет старше 20 лет – на 0,62 процентного пункта, что он будет иметь предыдущий опыт террористической деятельности – на 0,81 процентного пункта. Эти цифры означают, что рост безработицы в соответствии со стандартным отклонением приводит к увеличению вероятности получить образованного террориста на 34,3%, зрелого – на 5,57% и опытного – на 33,5%.

Во-вторых, высокий уровень безработицы и высокая степень неравенства существенно усиливают вероятность того, что атаке подвергнется крупный населенный пункт. Увеличение безработицы по стандартному отклонению имеет результатом рост такой вероятности на 17,6%. Аналогичное обострение неравенства приводит к возрастанию шансов получить теракт в большом городе на 25,7%.

В-третьих, ухудшение экономических условий приводит к тому, что цели атак располагаются ближе к месту постоянного жительства террористов. Авторы исследования объясняют это тем, что в сложные для экономики периоды террористические организации особенно склонны посылать на задания опытных террористов. Выбирая близко расположенные «мишени», они снижают для смертника риск быть идентифицированным и пойманным израильской службой безопасности (а он велик, поскольку опытные террористы, как правило, уже подвергались арестам).

Анализ не дал однозначного подтверждения гипотезе о влиянии экономики на результативность терактов. Отдельные данные показывают, что повышенная безработица сопутствует более частым случаям поимки смертников, но это бывает далеко не во всех случаях и потому не говорит, по мнению авторов, о наличии некой закономерности. Также не удалось установить связь между уровнем безработицы и числом жертв совершенных терактов. Зато более высокая степень дифференциации доходов, как выяснилось, сопровождается снижением вероятности поимки террористов и увеличением числа жертв терактов. Такое противоречие может говорить о том, что результатам атак смертников присуща большая степень случайности, нежели другим характеристикам, которые террористы могут контролировать непосредственно.

Еще один важный итог исследования Эфраима Бенмелеха, Эстебана Клора и Клода Берреби заключается в том, что разные террористические группы не могут в одинаковой степени использовать «бонусы», возникающие в результате экономических проблем. В большей степени выигрывают организации, занимающиеся предоставлением обществу разного рода услуг – образовательных, медицинских, а также социальной помощи. Такие, например, как Хамас. Важно отметить, что объем подобных благ возрастает во времена экономических неурядиц.

Наконец, однозначную взаимосвязь между состоянием экономики и частотой терактов, как и во многих предыдущих исследованиях, установить не удалось.

Выводы для политиков. Как можно использовать полученные учеными результаты на практике? Вернемся к работе Алана Крюгера и Житки Малековой. «Проведение связи между бедностью и терроризмом в тех случаях, когда оно необоснованно, является потенциально опасным, поскольку международное сообщество может утратить интерес к предоставлению помощи развивающимся странам в периоды, когда непосредственная угроза терроризма ослабевает, как это произошло сразу после окончания холодной войны, – пишут исследователи. – А увязывание предоставления помощи с терроризмом сопряжено с риском унизить многих людей в наименее развитых странах, которым в завуалированной форме говорят, что им помогают, дабы удержать от терроризма. Кроме того, когда предпосылкой предоставления зарубежной помощи становится террористическая угроза, это может создавать извращенную мотивацию, которая будет толкать отдельные группы на путь терроризма ради повышения шансов получить такую помощь».

Политика, направленная на экономическое развитие, может способствовать снижению «качества» терроризма, пишут Эфраим Бенмелех, Эстебан Клор и Клод Берреби. Однако они дают важное предостережение, к которому стоит прислушаться и российским властям. «Институтам, которые занимаются предоставлением экономической помощи, следует обращать особое внимание на идеологию и политические цели местных организаций, которые занимаются администрированием помощи, – рекомендуют ученые. – Даже если они занимаются предоставлением важных общественных благ (таких, как образование и медицина), наш анализ показывает, что эта помощь может способствовать террористическим организациям в принуждении местного населения к участию в насилии и терроре».

Анна Ким

23/09/2010

Источник: http://scienceport.ru/analitics/Ekonomika-terrorizma.html