Наиболее существенной чертой современного этапа развития терроризма(1) стала его глобализация. Образование мощных разветвленных террористических структур и их активизация - причины разработки определений и даже концепций, отождествляющих терроризм с войной.

Так, автор известного информационно-аналитического справочника по негосударственным военизированным системам "Четвертая мировая война" Джангир Арас предложил следующее определение данного феномена: "Терроризм - самостоятельная военно-политическая категория, особый вид войны, компонент политической культуры и направление идейного мировоззрения, включающий силовые и иные представляющие угрозу мотивированные действия, проявления и тенденции со стороны организованных структур, действующих вне формата государства"(2). Тем не менее терроризм, как сложное социально-политическое явление, обусловленное многими эндогенными и экзогенными факторами, до сих пор не имеет единого, общепризнанного определения. Трактовок этого явления насчитывается более сотни, причем в основе каждой из них лежит констатация допустимости насилия ради осуществления какой-либо цели. Однако получившие наиболее широкое распространение определения терроризма очень просты. Так, В. Лакер, специалист в этой области, пишет, что "терроризм представляет собой нелегитимное использование силы для реализации политической цели путем угрозы невинным людям"(3). Другой терролог, Б. Дженкинс, трактует терроризм как применение или угрозу применения силы для достижения политических изменений(4). Как представляется, можно определить терроризм и как неадекватное, запугивающее насилие, применяемое в сфере политических отношений.

Некоторые исследователи (в частности, С.А. Эфиров) полагают, что вообще не следует стремиться выработать универсальное определение терроризма, а можно ограничиться лишь некоторыми важнейшими признаками, достаточно полно его характеризующими. К таким признакам относятся:

- политическая мотивация насильственных действий;

- направленность насилия на дестабилизацию положения в обществе и запугивание различных социальных групп;

- отсутствие обязательной связи терактов с последующими вооруженными конфликтами;

- и, самое важное, наличие определенной идеологии экстремистской направленности, оправдывающей террористические действия(5).

Отсюда следует, что терроризм обязательно представляет собой идеологию (идеологическую доктрину) и основанную на ней политическую практику (так же, как и в случаях с понятиями "радикализм", "экстремизм", "сепаратизм", "национализм" и т.д.). Без идеологической составляющей, без наличия определенного интереса (политического, экономического и т.д.), терроризм был бы уже не терроризмом, а заурядным уголовным преступлением(6). Причем идеологическая составляющая носит именно террористический, а не экстремистский или радикальный характер.

Типологий терроризма так же много, как и его определений. Характерно, что многие проявления терроризма содержат в себе столько компонентов, что их трудно поместить в рамки какой-то одной типологии. Среди различных видов терроризма отечественными и западными исследователями выделяется религиозный, связанный с борьбой приверженцев одной религии или секты в рамках одного государства с адептами другой религии, либо с попыткой подорвать и низвергнуть светскую власть и утвердить власть религиозную, либо с тем и иным одновременно(7). Однако, как правило, в чистом виде религиозный терроризм практически не встречается, переплетаясь с другими видами терроризма - политическим, этническим, социальным и т.д.

Составной, но достаточно автономной частью религиозного терроризма является "исламский терроризм", который в последние годы чаще называют "терроризмом под прикрытием ислама", или "терроризмом, прикрывающимся исламом"(8). Выделение этого вида сегодня крайне актуально, поскольку в современных условиях подавляющее большинство террористических акций (по некоторым данным, до 80% от общего числа (9)) совершается именно под исламским прикрытием. Реально же этот вид терроризма, как и многие другие, редко проявляется в чистом виде, чаще фиксируется смешение многих его разновидностей. Например, современная Россия столкнулась в северокавказском регионе со сращиванием на основе идеологии радикального ислама религиозного, этнического и криминального терроризма, поддерживаемого извне. Однако такое положение вещей, когда на первый план в мировом терроризме вышла специфическая идеология и практика радикального ислама, по нашему мнению, носит временный характер, обусловленный целым рядом внутренних и внешних причин (в том числе глобализацией и несправедливым распределением ресурсов в регионах мира, разделением планеты на "богатый Север" и "бедный Юг").

Эту особенность отметили многие исследователи. Так, известный отечественный терролог Е.Г. Ляхов подчеркивает, что немаловажным отличием терроризма 90-х годов от терроризма 70-х является его усиливающаяся исламизация, а наиболее питательной средой для его проявления в наши дни становится уже не идеология, а национальные, этнические и религиозные интересы (в частности, исламский фундаментализм) (10).

В настоящее время в мире существуют сотни исламистских террористических организаций и группировок. По оценкам западных спецслужб, в 1968 г. их было 13, а в 1995 г. уже около 100, причем общее число активных членов, способных совершить террористические акты, к этому времени составляло не менее 50 тыс. человек (11).

Ю.П. Кузнецов считает, что "в целом исламский экстремизм несет ответственность за 80% террористических актов в мире, и в конце XX в. на мировой арене действовали почти 150 исламских организаций террористической направленности"(12). Российский эксперт по проблемам радикализма в исламе, профессор А.А. Игнатенко, в свою очередь, называет цифру 200 (13).

Среди наиболее одиозных террористических группировок, действующих в современном мире, можно назвать: египетские "Ал-Гамаат ал-исламийа" и "Ал-Джихад", алжирские "Фронт исламского спасения" и "Вооруженную исламскую группу", пакистанские "Джамаат ал-фукра" и "Харакат ал-ансар", палестинские ХАМАС и "Исламский джихад", ливанскую "Хизбалла", международные "Аль-Каида" и "Мировой фронт джихада", среди северокавказских - многочисленные исламистские "джамааты" и т.д.

Вышедший в конце XX в. на мировую арену качественно новый, неизвестный ранее транснациональный терроризм, безусловно, был предопределен процессами глобализации и установления нового мирового порядка(14). Курс на однополярную глобализацию, осуществляемый в интересах Запада (прежде всего США) представляет явную угрозу гармоничному развитию человечества, традиционных конфессий и национальных культур. Глобализация по-американски разрушает традиционный жизненный уклад, подрывает основы веры, внедряет в общество нормы и штампы, несовместимые с исламскими представлениями о благочестии, негативно влияет на молодое поколение, отрывая его от веры отцов, от нравственных и культурных корней.

В западном исполнении глобализация становится катком, разрушающим и нивелирующим культурные различия между различными цивилизациями путем подмены ценностей этой цивилизации неким культурно-цивилизационным эрзацем западной культуры. Это даже подвигло современного американского ученого Фрэнсиса Фукуяму (сторонника теории прямолинейного развития цивилизации) к выводу о конце человеческой истории(15), поскольку, по его мнению, неуклонно идет процесс установления над миром полного и тотального техно-идеологического контроля Запада. Конец истории наступает тогда, когда все организуется по западному американскому алгоритму, а цивилизация Моря (западно-атлантистская цивилизация. - Прим. авт.) становится единственным и главным историческим субъектом. Другой американский исследователь С. Хантингтон в своей нашумевшей работе "Столкновение цивилизаций" настаивает, что перед наступлением эры полной глобализации следует все же пройти через "столкновение цивилизаций". Впрочем, позже и сам Ф. Фукуяма осознал, что слишком забежал вперед и предложил пока держаться за национальные государства.

Интерес представляют также новейшие "глобализационные" доктрины идеологов администрации Дж. Буша мл. Вызывающе откровенная формулировка геополитической программы неоконсерваторов дана в книге "Конец злу: как победить в войне с террором". Ее авторы - глава Совета по оборонной политике военного ведомства США Ричард Перл и бывший президентский спичрайтер Дэвид Фрум, который ввел в политический обиход термин "ось ненависти" (переросшую затем в эсхатологическую "ось зла"). Сегодня, с их точки зрения, открылась историческая возможность довершить победу в холодной войне установлением нового мирового порядка на основе ценностей неограниченного рынка и американского образа жизни. При этом орудием и постоянным гарантом такого миропорядка должна стать исключительно военная и финансовая мощь США. Америка обязана довести до конца свою историческую миссию проводника свободы и прогресса: "давить надо сильнее ради полной и безоговорочной либерализации, на всех сразу - на мусульман, на Китай, на Россию, даже на европейских союзников, чтобы создать, как и в 1945-1949 гг., задел неоспоримого американского преимущества во всех областях еще на годы вперед"(16).

Безусловно, глобализация по-американски не может быть принята представителями других цивилизаций, - прежде всего исламской, - так как эти две цивилизации (западно-христианская и исламская) равно претендуют на мировое господство. И если первая из них сформировалась к XVIII-XIX вв., то ислам именно в наши дни бурно переживает свое "второе рождение", что, безусловно, связано с ростом экономического могущества и международного влияния мусульманских стран. Такой подход к проблеме позволяет понять один из существенных мотивов нынешней глобальной активизации ислама: существенное ослабление его духовного потенциала сопутствует информационной и материальной экспансии сегодняшнего Западного мира. Исламское "контрнаступление", начавшееся с 70-х годов XX в., есть, в сущности, выражение протеста сакральной культуры Священного писания (Коран, по мнению мусульман, представляет собой последнюю священную книгу единого для всех людей Бога - Аллаха, ниспосланную "печати пророков" Мухаммеду. - Прим. авт.) против обмирщенной культуры аудиовизуальных средств массовой информации. К тому же этот протест совпадает с неприятием большинством населения планеты несправедливого перераспределения жизненных благ в пользу "золотого миллиарда" (все тот же Запад)(17).

Начиная с эпохи средневековья (серия "крестовых походов". - Прим. авт.) и практически до настоящего времени фиксируется период глобального натиска христианско-европейских обществ на исламский мир. Нынешняя инверсия этого макроисторического движения, выраженная на мусульманском Востоке в виде антиамериканизма и антизападничества, представляет собой некое восстановление исторической справедливости, компенсацию вековых обид. В этой связи в отношениях с христианским Западом мусульмане отнюдь не считают себя агрессорами. По их мнению, они уже тысячу лет испытывают нажим со стороны христианской цивилизации и считают необходимым дать отпор, что и реализуется, в частности, в специфической деятельности адептов современного радикального исламского движения.

Если рассматривать ход мирового политического процесса под таким углом зрения, становится очевидным, что "новый терроризм" представляет собой системный вызов складывающемуся однополярному мироустройству при "глобальном лидерстве США"(18), в котором обеспечение безопасности все еще продолжает оставаться, в основном, функцией отдельных государств. Терроризм аккумулирует и усиливает опасность неконтролируемого проявления многих серьезнейших угроз выживанию человечества (в частности, распространения оружия массового уничтожения, включая ядерное). Он тесно переплетается с другими дезорганизующими факторами, способствующими уничтожению и деградации человеческих ресурсов, - наркотрафиком, организованной международной преступностью, работорговлей и др. Особенностью терроризма, порожденного современным общественным развитием, является то обстоятельство, что по уровню использования преимуществ глобализации он опережает межгосударственные объединения, функционирующие в сфере безопасности. В этой связи некоторые исследователи определили его как "новый терроризм".

Взаимосвязь между чудовищными метастазами терроризма и меняющейся действительностью все очевиднее. Сегодня одна пятая часть человечества присваивает 80% мирового богатства. Если в конце XIX в. самая богатая страна мира по доходам на душу населения девятикратно превосходила самую бедную, то сейчас это соотношение составляет сто к одному(19).

Те страны и группы населения, которые не имеют возможности испытать на себе политические и экономические преимущества глобализации, осознают, что она ведет к утрате их идентичности, значимости, разрушает традиции, обычаи, ценностные ориентиры. В результате возникает протестный электорат, который при умелом манипулировании им с помощью агрессивных, - в последние два десятилетия преимущественно религиозных, - лозунгов становится источником кадрового пополнения террористических структур. В наибольшей степени такой процесс характерен для стран мусульманского Востока. Поэтому не случайно, что преимущественно там сегодня продуцируются экстремистские и террористические угрозы и вызовы человечеству.

Следует подчеркнуть, что важным фактором, укрепляющим возможности исламских радикалов, становится неуклонное проникновение исламизма во всех его формах на Запад, особенно в Западную Европу и в США. Дело в том, что либеральная политика многих западных стран - прежде всего Англии, Германии, Франции и США - позволила экстремистам из стран Ближнего и Среднего Востока создавать здесь своего рода форпосты для обеспечения своей деятельности и расширения влияния по всему миру.

Исламские экстремисты населяли эти страны по каналам иммиграции и получения политического убежища. Они успешно пользовались преимуществами демократических и либеральных норм в этих странах, чтобы организовать и сформировать за рубежом эффективные террористические структуры для последующего их использования. Политические реалии этих стран создали им возможности эффективно направлять и финансировать нелегальную деятельность своих последователей не только в этих странах, но и за их пределами. Терпимая политика Запада и США обеспечивала им безопасное пребывание в этих странах, а доступ к мощным коммуникационным системам и возможность быстрого и непосредственного перевода финансовых потоков позволили укрепить материальную независимость, сделали эти структуры мощными и почти неуязвимыми. Кроме того, их действия до некоторых пор не считались противоправными в силу того, что они были направлены не против стран их пребывания, а государств исхода или других стран.

Между тем современный процесс глобализации, как свидетельствует практика, приводит не к исчезновению, а к новому восходу локальных идентичностей, культур, общностей, к нарастающей фрагментации и плюрализации общества. В Европе, например, общности, ранее якобы интегрированные в национальные государства, сегодня выступают за свою обособленность, автономию и т.д. Принцип "плавильного котла", где разные расы, этносы, языковые группы исчезают, и появляется некая интегрирующая их идентичность, сегодня не работает ни в США, ни в Западной Европе. К чему это приводит, хорошо известно на примере событий 11 сентября 2001 г. в США, 2004 г. - в Испании, 2005-2006 гг. - в Великобритании и Франции, 2007 г. - в Англии и Шотландии.

Террористические группировки рождаются и функционируют вне поля правового регулирования и способны пронизывать все общество. Они могут развиваться и действовать в любой - нейтральной, дружественной или враждебной - среде и создавать свою инфраструктуру на транстерриториальной основе, опираясь на современные коммуникативные технологии, легальные и нелегальные методы мобилизации и использования людских ресурсов. Они накрепко спаяны общей идеологией, какую бы окраску она не принимала (яркий пример - человеконенавистническая идеология радикального исламизма, которая делит мир на "своих - единобожников" и "чужих - врагов ислама". - Прим. авт.), что снимает проблему оправдания человеческих жертв, способствует жесткости внутренней организации и повышению уровня ее конспиративности.

Вместе с тем "новый терроризм" отличается от прежних форм терроризма организационно, поскольку напрямую связан с концепцией так называемой сетевой войны, впервые выдвинутой в 1996 г. сотрудниками RAND Corporation Джоном Аквиллой и Дэвидом Ронфельдтом (20).

Практически изначально концепция "сетевой войны" подразумевала решающую роль информации в будущих военных конфликтах, а ключом к успеху считалось достижение информационного превосходства. В таком контексте "сетевая война" подразумевает создание децентрализованной сети "информационно оснащенных бойцов", способных обеспечить решительную бескровную победу путем направленного уничтожения ключевых "нервных центров" - систем управления противника (21).

Несколько позже эти же авторы развили идею построения вооруженных сил на сетевой основе в концепции "роения" (swarming). Под ним понимают внешне аморфные, но тщательно структурированные и скоординированные действия разнородных сил с различных направлений и на всю глубину территории противника(22). Такие действия, по мнению разработчиков концепции, будут наиболее эффективными в случае скоординированного взаимодействия множества мелких самостоятельных маневренных подразделений.

При этом подчеркивается, что все технические предпосылки для реализации такой структуры вооруженных сил уже имеются (разведывательная сеть, включающая космические средства на стратегическом уровне, различные сенсоры на тактическом уровне, высокоточные системы вооружений, обеспечивающие избирательность уничтожения и снижающие возможность поражения от "дружественного огня", а также современные и совершенные средства связи)(23). Более того, реализация концепции "боевых роев" (Battle Swarm) опирается на уже существующие операционные доктрины, - в частности, доктрину ведения воздушно-наземных наступательных операций.

В отличие от последней, концепция "боевых роев" обеспечивает оптимальное использование потенциала, заложенного в сетевых формах организации, за счет широкомасштабного внедрения информационных технологий, объединения всех сил и служб, задействованных в операции.

Результаты концептуальных проработок в области сетевой организации ВС легли в основу инициативы "Армия будущего". Данная программа основывается на двух взаимосвязанных базовых принципах ведения боевых действий в будущем: скорости (маневренность) и знаниях (наличие и использование информации). В соответствии с этим легкие силы должны быть гибкими и обладать возможностью развертывания на удаленных театрах военных действий (ТВД) в короткие сроки.

После 11 сентября 2001 г. тематика "сетевых войн" стала доминирующей в исследованиях Пентагона. В одном из выступлений, прозвучавшем вслед за этими трагическими событиями, бывший министр обороны США Д. Рамсфельд отметил, что в связи с совершенными в Нью-Йорке и Вашингтоне нападениями "мы наблюдаем появление нового поля боя... конфликтов иного типа". Он заявил, что в ближайшем будущем Америке предстоит решить две важные задачи: одержать победу в борьбе с терроризмом путем ликвидации сети террористических организаций, а также осуществить подготовку к совершенно другой войне - войне, разительно отличающейся не только от войн прошлого столетия, но и от той новой войны с терроризмом, которую США ведут в настоящее время (24).

Такую качественно новую "сетевую войну" американцы определяют как оперативную концепцию, базирующуюся на информационном превосходстве и позволяющую достичь увеличения боевой мощи войск путем ориентации на сеть датчиков, штабов и исполнительных подразделений. Это дает возможность достичь широкой осведомленности, увеличить скорость доведения приказов, более высокого темпа проведения операций, большего поражающего действия и т.п.

По своей сути, "сетевая война" переводит информационное превосходство в боевую мощь, эффективно связывая интеллектуальные объекты в единое информационное пространство театра военных действий. Происходит трансформация понятия поля боя в понятие боевого пространства. В него, помимо традиционных целей для поражения обычными видами вооружений, включены также и цели, лежащие в виртуальной сфере: эмоции, восприятие и психика противника. Воздействие на новые классы целей достигается за счет тесной интеграции сетевых структур Министерства обороны и сетевых структур гражданского общества (как совокупности общественных объединений, отвечающих за выработку "общественного мнения").

А. Сибровски (адмирал ВМФ США, директор управления трансформации сил МО) и Б. Оуэне выделили четыре основных принципа современной "сетевой войны"(25):

- создание мощных сетевых сил, обладающих расширенными возможностями по обмену информацией;

- улучшение качества поступающей информации и понимания общей боевой ситуации, что достигается более эффективным информационным обменом и взаимодействием между всеми участвующими элементами;

- сетевые элементы даже на тактическом уровне обладают возможностью "самосинхронизации", то есть расширенными правами принятия решения, что повышает их боевую устойчивость (даже в случае нарушения центрального управления) и скорость боевого реагирования;

- комбинация этих принципов увеличивает боевую эффективность за счет происходящих синергетических (взаимовлияющих) процессов в так называемой OOAD - петле (Object Oriented Analysis and Design) (26).

Теория "сетевых войн" предполагает, что ее развертывание происходит в четырех смежных областях человеческой структуры: в физической, информационной, когнитивной (рассудочной) и социальной. Каждая из них имеет важное самостоятельное значение, но решающий эффект в сетевых войнах достигается синергией (однонаправленным действием различных сил) всех этих элементов.

Физическая область - это традиционная область войны, в которой происходит столкновение физических сил во времени и в пространстве. Эта область включает в себя среды ведения боевых действий (море, суша, воздух, космическое пространство), боевые единицы (платформы) и физические носители коммуникационных сетей.

Информационная область - это сфера, где создается, обрабатывается и распределяется информация. Эта область покрывает системы передачи информации, базовые сенсоры (датчики), модели обработки информации и т.д. Информационная область в эпоху сетевых войн связывает между собой все уровни ведения войны и является приоритетной.

Когнитивная область представляет собой сознание бойца. Именно в когнитивной области располагаются такие явления как "намерение командира", доктрина, тактика, техника и процедуры. В сетевых войнах этому фактору придается огромное значение, хотя процессы, происходящие в этой сфере, измерить значительно сложнее, чем в области физической. Но их ценность и эффективность подчас намного важнее.

Социальная область представляет собой поле взаимодействия людей. Здесь преобладают исторические, культурные, религиозные ценности, психологические установки, этнические особенности. Социальная область является контекстом сетевых войн.

Войны постмодерна (информационной эпохи) основаны на сознательной интеграции всех четырех областей. Из них и создается сеть, которая лежит в основе ведения военных действий. Сферы пересечения этих областей имеют принципиальное значение. Действие всех факторов сети в гармоничном сочетании усиливает военный эффект от действия вооруженных сил, а сознательные действия, направленные на противника, наоборот, расстраивают его ряды, разводят эти области между собой, лишая противника возможности достичь превосходства.

Центральной задачей всех "сетевых войн" является проведение "операции базовых эффектов" (Effects-based operations, ЕВО)(27), далее ОБЭ, которая определяется как "совокупность действий, направленных на формирование модели поведения друзей, нейтральных сил и врагов в ситуации мира, кризиса и воины (28).

По логике сетевых войн ОБЭ ведутся как против врагов, так и против нейтральных и даже дружественных держав во всех ситуациях (мира, войны и кризиса) с тем, чтобы манипулировать их поведением, влиять на их стартовые условия, подчинять их действия интересам субъекта, ведущего такие войны.

Таким образом, смысл военной реформы в рамках "новой теории войны" информационной эпохи состоит в одном: создание мощной и всеобъемлющей сети, которая концептуально заменяет собой ранее существовавшие модели и концепции военной стратегии, интегрирует их в единую систему. Война становится сетевым явлением, а военные действия - разновидностью сетевых процессов. Регулярная армия, все виды разведок, технические открытия и высокие технологии, журналистика и дипломатия, экономические процессы и социальные трансформации, гражданское население и кадровые военные, регулярные части и отдельные слабо оформленные группы - все это интегрируется в единую сеть, по которой циркулирует информация.

Однако военные достижения в области "сетевой войны" были быстро усвоены современными террористическими организациями и группировками (многие из них, в частности "Аль-Каида", "Талибан" и др. возникли при содействии спецслужб США и дружественных им государств). Некоторые террористические организации, используя последние военные достижения в области "сетевой войны", начали строить свои организационные структуры по типу "паучьей сети", обладающей повышенной устойчивостью к внешним воздействиям и гибкостью, от стратегии фронтальных сражений перешли к террористической тактике "пчелиного роя". При этом элементами сетевых структур становятся как самостоятельные группы, так и отдельные индивидуумы. Элементы сетевых структур могут объединяться для выполнения конкретных задач и временно прерывать свою деятельность после их выполнения, не подвергая опасности существование всей сети.

Стратегия деятельности этих организаций базируется на принципах, сформулированных в свое время одним из лидеров египетской "Джихад ислами" Айманом аз-Завахири, который обозначил их следующим образом: необходимо создавать небольшие группы, которые наиболее пригодны в борьбе против врага; как одно из самых эффективных орудий следует использовать "готовность моджахедов к самопожертвованию"; каждый регион и страна требует выработки адекватной стратегии ведения джихада(29).

Каждая группа, партия, структура современного террористического движения предельно автономна и нередко даже атомизирована. Члены ячейки, состоящей из трех-пяти человек, знают только своего руководителя, который, в свою очередь, знаком только лишь с непосредственным руководителем. Очень часто группировка, партия представляют собой сложное "многопрофильное" объединение, в которое входят политическое, экономическое (финансовое) звенья и подразделение "прямого действия", - иначе говоря, непосредственные исполнители терактов. Его состав непостоянен(30). Наличие в террористической группировке собственной финансовой составляющей снижает ее зависимость от внешнего спонсора. Это, например, ослабляет зависимость таких группировок от государств-спонсоров (в частности, от Саудовской Аравии), что делает действия террористов еще более непредсказуемыми. Этим директор американского ФБР Роберт С. Мюллер объясняет, в частности, высокую мобильность и адаптивность "Аль-Каиды" (а, следовательно, всей террористической сети) (31).

В результате управленческая пирамида нынешних террористических организаций становится все более сглаженной, входящие в нее отдельные группы могут действовать почти автономно и даже существовать раздельно. Например, структура "Аль-Каиды" в настоящее время состоит из ряда слабосвязанных друг с другом субъектов действия. Сегодня "Аль-Каида" - это, скорее всего, родовое название любой исламистской группы, стоящей на антиамериканских позициях. Подобные образования имеются не только в мусульманском мире, но везде, где есть мусульманские общины. Расследование, проведенное ФБР в отношении теракта 11 сентября 2001 г., показало, что одной из основных причин успеха террористов стало то, что исполнители терактов до этого были совершенно неизвестны в мире радикального ислама. Все угонщики никогда не привлекались к уголовной ответственности, не были связаны с политическими партиями, многие происходили из обеспеченных семей. Следствие пришло к выводу, что они действовали небольшой автономной группой и не были связаны с террористами в какой-либо стране.

В силу слабой иерархической связи в организациях, подобных "Аль-Каиде", им трудно проводить операции стратегического плана с подключением всех имеющихся у террористов сил и средств. Вместе с тем отсутствие четко выраженного единого центра создает большие сложности и для силовых структур в плане уничтожения всей организации.

* * *

Таким образом, основные черты "нового терроризма" (являющегося продуктом глобализационных процессов) и углубившегося социально-экономического расслоения в современном мире заключаются в следующем:

- структурно он не замыкается в рамках одного региона, деятельность отдельных террористических групп предельно децентрализована, однако фиксируемая общность идеологических доктрин и целей позволяет говорить о сформировавшемся "террористическом интернационале";

- террористические структуры, в принципе, в состоянии осуществить акции с применением оружия массового уничтожения и современных технологий, что может привести к последствиям катастрофического характера не только для отдельных государств, но и всего мирового сообщества;

- отличительной особенностью стала высокая степень адаптации террористических организаций к реалиям современного мира: действуют как строго иерархически, так и с "размытым" управленческим механизмом; существуют структуры, организованные по типу "паучьей сети", а также полностью независимые.

Его характерной чертой на данном историческом этапе является также беспрецедентное включение исламского компонента, особенно в идеологическую базу многочисленных террористических структур.

Примечание:

1. Разница между государственным террором и оппозиционным терроризмом традиционно заключается в том, что государственный террор есть открытое насилие со стороны правящих элит, опирающихся на мощь государственных институтов, а оппозиционный терроризм - насилие и устрашение, используемое группировками, оппозиционными режиму. Основным средством государственного террора являются репрессии, а оппозиционного терроризма - террористические акты.

2. Арас Д. Четвертая мировая война. М., 2003. С. 10.

3. Laqueur W. The Age of Terrorism. Boston, 1987. P. 72.

4. Цит. по: Кудряшова И.В. Сущность терроризма / Международная безопасность и проблемы терроризма. Уч. пос. Ростов-на-Дону, 2002. С. 45.

5. См.: Эфиров С.А. Терроризм: психологические корни и правовые оценки // Государство и право. 1995. N 4. С. 24.

6. См.: Добаев И.П., Немчина В.И. Новый терроризм в мире и на Юге России: сущность, эволюция, опыт противодействия. Под ред. А.В. Малашенко. Ростов-на-Дону, 2005. С. 40.

7. См., например: Белая книга российских спецслужб. М., 1996. С. 130.

8. См.: Добаев И.П. Политические процессы в исламском движении на Северном Кавказе // Научная мысль Кавказа. 2008. N 1.С. 31-37.

9. См.: Кузнецов Ю.П. Террор как средство политической борьбы экстремистских группировок и некоторых государств. СПб., 1998. С. 31.

10. См.: Ляхов Е.Г. Терроризм и межгосударственные отношения. М., 1991. С. 37.

11. См.: Полонский В., Григорьев А. Джихад всему миру // Общая газета. 1995. N 17.

12. Кузнецов Ю.П. Указ. соч. С. 31.

13. Цит. по: Мелькав С.А. Исламский фактор и военная политика России. М., С. 15.

14. См.: Добаев И.П., Бережной С.Е. "Новый терроризм": вызовы XXI века // Южный Федеральный. 16.06.2004.

15. Цит. по: Мурклинская Г.А. Геополитические шахматы: искусство побеждать без войны. Махачкала, 2008. С. 211.

16. Цит. по: Дерлугъян Г. Под длань империи (http: //www. poli-tizdat.ru/article/31/).

17. См.: Рашковский Е.Б. Ислам: от племенных обществ - к постиндустриальной эпохе // Восток. 2001. N 1. С. 150.

18. См.: Бжезинский 3. Выбор: мировое господство или глобальное лидерство. М., 2004.

19. См.: АдамишинА. Напутикмировомуправительству // Россиявглобальнойполитике. 2002. N 1. С. 13.

20. См.: Arguilla J., Ronfeldt D. The Advent of Netwar // In Athena's Camp: Preparing for Conflict in Information Age. RAND Corporation. 1997. P. 275.

21. См.: БедрицкийА.А. Эволюцияамериканскойконцепцииинформационнойвойны // АналитическиеобзорыРоссийскогоинститутастратегическихисследований. 2003. N 3. С. 20.

22. См.: Arguilla J., Ronfeldt D. Swarming and Future of Conflict. RAND Corporation. Santa Monica, 2000. P. 4.

23. См.: Ibid. P. 5.

24. Цит. по: ГриняевС. "Сетеваявойна" по-американски // Независимоевоенноеобозрение. 15.02.2002.

25. Цит. по: Scott W.B., Hughes D. Nascent Net-Centric War Gains Pentagon Toehold // Aviation Week and Space Technologies. 2003. January 27. P. 51.

26. Наблюдение, ориентация, принятие решения и действие.

27. См.: Дугин А.Г. Сетецентричные войны // Сетевые войны (Материалы IVКонгресса евразийской интеллектуальной молодежи. 25 октября 2007 г. Москва). М., 2007. С. 4.

28. Цит. по: Edward A., Smith. Jr. Effects-Based Operations. Applying Network-Centric Warfare in Peace, Crisis and War. Wash., 2002.

29. См.: Ражбадинов М.З. Радикальный исламизм в Египте. М, 2003.

30. Малашенко А.В. Бродит ли призрак "исламской угрозы"? // Рабочие материалы. МосковскийЦентрКарнеги. 2004. N2. С. 12.

31. Testimony of Robert S. Miiller, III Director of Federal Bureau of Investigation before the Select Committee on Intelligence of the United States Senate. Wash., 2004. February 24. P. 2.

ДОБАЕВ Игорь Прокопьевич, профессор Южного федерального университета (Ростов-на-Дону).

ДОБАЕВ Андрей Игоревич, аспирант Северо-Кавказской академии государственной службы (Ростов-на-Дону).

Мировая экономика и международные отношения

25/05/2009 г.

Tweet